Тайна угрюмого дома: старый русский детектив

– Ты делаешь глупость, братец, и я как отец пришел предупредить тебя.

– Прошу вас объясниться, батюшка, я намеков не понимаю…

– Изволь… Я знаю, что ты решил сегодня провести ночь в этом доме… Так? Ведь я не ошибаюсь?

– Нет, вы не ошибаетесь.

– Это предприятие глупо. Лучшие умы признавали и признают, что на свете не все так просто, как кажется глупцам… Есть такие тайны природы, перед разгадками которых наш разум бессилен.

– Словом, батюшка, – досадливо перебил Антон, – вы верите в привидения и хотите предупредить меня «как отец», что общение с ними не совсем безопасно.

– Именно не совсем безопасно… C’est le mot[41], – подхватил старик, делая особенное ударение.

– На это я позволю себе заметить, что вы напрасно трудитесь сообщать мне это, наши взгляды на этот счет разнятся.

– Да ты знаешь ли, – горячо начал Николай Прокофьевич, – что дом этот, во всяком случае, есть притон чего-то недоброго.

– Вот это-то недоброе мы со следователем и решились разоблачить.

– Разоблачить? Гм!.. Это глупо… Я, как отец, желаю тебе добра и поэтому предупреждаю… Наконец, вспомни, что ты человек нервный и впечатлительный. Твой невольный испуг может иметь серьезные последствия.

– Вы напрасно трудитесь, батюшка… Если я решил что-нибудь, то так и сделаю…

Николай Прокофьевич поднялся. Глаза его сверкали угрозой, губы побелели, а нижняя дрожала.

– Вспомнишь мои слова, что ты поплатишься за это, – сказал он с какой-то странной угрозой и вышел.

После его ухода Антон постоял посреди комнаты в глубоком раздумье. Все прежние подозрения его смутно всколыхнулись, и какой-то тайный инстинкт подсказывал ему, что они справедливы, что его отец – недобрый человек. В особенности странным показались ему этот внезапный визит и совершенно необъяснимый яростный взгляд. Что значит: он пришел предупредить его как отец!..

Невольный вздох вырвался из груди молодого человека. Он чувствовал на душе сегодня такую тяжесть, как никогда в жизни. Когда вслед за этим старик-лакей (когда-то крепостной и дворовый) зашел к нему наверх осведомиться насчет чая, молодой человек спросил его, где барин.

– Ушли! – ответил старик таким голосом, как будто говорил про какого-то распутного, отпетого человека.

Антон отказался от чая и сумрачно стал собираться. Сборы эти начались с осмотра двух револьверов. Несколько раз он глядел на окна напротив; они были черны, как сама ночь.

– Да, не время, – подумал Антон, – ведь оно появляется ровно в полночь, а теперь еще только половина. Следователь и агенты уже, вероятно, собрались в соседнем доме. Пора!

X. В трущобе

После разговора с сыном Николай Прокофьевич быстро сошел вниз и, накинув шинель, вышел из подъезда. Слуга едва успел закрыть за ним дверь, как к подъезду подкатил извозчик и умчал вышедшего графа. Ехали очень быстро, но Николай Прокофьевич все торопил его, соблазняя новыми и новыми прибавками на водку. Ехали они все окраинами.

Шумный город, над которым висело зарево электрического света, оставался в стороне. Дорога была превосходная. Белый свет искрился при блеске луны, полозья слегка посвистывали. Был небольшой мороз.

– А вам на Путиловку зачем, барин… в гости или по делу? – осведомился вдруг извозчик.

Николай Прокофьевич вздрогнул.

– А тебе зачем знать, болван? – рассердился он.

– Да поедете ли назад?.. А то у меня лошадь хорошая, я и назад свезу.

– Ага! – сказал Николай Прокофьевич и, словно успокоенный, перепахнул полы шинели. – Нет, назад не надо.

– Значит, там останетесь?..

– Да, там и останусь…

– Эко горе! – посетовал извозчик. – Порожнем-то оттуда далеко!

– Ничего, подцепишь седока, – сказал Крушинский и плотнее закутался в шинель, так что виднелась одна шляпа, положенная на воротник.

Местность делалась все безлюднее и глуше. Строения пошли деревянные и заметно мельчали. Но вот, откуда ни возьмись, неожиданно вырос громадный каменный дом. Он стоял, несколько отступя от своего ряда, и поражал при свете луны своим гигантским черным корпусом.

– Стой! – сказал Крушинский извозчику и, расплатившись, пошел к дому.

Ни в одном из окон не было видно огня. Громада казалась бы необитаемой, если бы около некоторых форточек не висели какие-то тряпки, очевидно, выставленные на просушку.

На крыше каркали вороны, и резкий звук их голосов далеко откликался в поле, растянувшемся позади дома, и по всей пустынной улице.

– Ишь, тоже, барин, а куда заехал, – пробормотал извозчик, круто поворачивая назад, и, стегнув лошадь, исчез во мраке.

А барин уже вошел в ворота и уверенным шагом ступил на большой грязный двор, потом повернул налево к подъезду с покренившимся зонтом и вошел на узкую лестницу. Тут он чиркнул спичкой и стал осторожно подыматься по скользким грязным ступеням.