Тайна усадьбы на холме (СИ)

Анна Викторовна посмотрела на него таким взглядом, что он не раз пожалел о своем скоропалительном вопросе.

— Теперь вы ставите под сомнение мое психическое состояние, Яков Платонович? Я думала, это, как и многое между нами, вы решили оставить в прошлом?

Сыщик не успел ответить – впереди жалобно заскрипела половица. Задержав дыхание, Штольман и Анна устремили взгляд в сторону звука – никого.

— Кто здесь? – требовательно и громогласно зазвучал голос следователя, эхом отскакивая от стен опустевших комнат. – Мы из полиции. Назовите себя.

В ответ все та же неприветливая тишина.

Подав Анне знак следовать за ним, Штольман неторопливо двинулся вперед, на мгновение остановился у первого дверного проема справа, выставил перед собой руку с фонарем, освещая комнату, насколько это было возможно, и, не заметив никакой опасности, шагнул внутрь. Послышался треск, хруст, дернулся свет, и Яков Платонович едва не упал на пол. Анна крепко вцепилась ему в плечо, до боли в пальцах, но удержала его на ногах.

— Осторожно! – перепугано выдохнула госпожа Миронова. Штольман аккуратно вытянул едва не провалившуюся под пол ступню из расщелины, перехватил фонарь в левую руку с тростью, а правую предложил спутнице, помогая ей перепрыгнуть через дыру в прогнившем паркете.

— Отрадно, что вы так обо мне беспокоитесь, Анна Викторовна, — заулыбался мужчина, не сводя с нее глаз. Анна остановилась, выдернула руку из его ладони и постаралась вернуть бесстрастное выражение лица.

— Не хотелось бы остаться одной в этом жутком месте.

Штольман усмехнулся, но промолчал, не желая обострять конфликт. С тех пор, как он вернулся, им не часто удавалось поговорить, а отношения и вовсе стали напоминать прогулку по краю пропасти – одно неосторожное слово, и сорвешься вниз. Он полностью признавал ее право на обиду и готов был вымаливать прощение, но столь несвоевременная гостайна связывала его по рукам и ногам, вынуждая держать рот на замке, а Анна Викторовна желала откровений по принципу «всё или ничего». Вот и оставалось Якову Платоновичу любоваться ею издалека, да время от времени провоцировать на выпад, ибо в ее демонстративном пренебрежении он находил утешение – стало быть, не все потеряно.

По центру комнаты, видимо некогда столовой, стоял большой деревянный стол, обильно покрытый многолетним налетом грязи. Во главе стола лежало что-то крупное. Штольман подошел, ближе поднося фонарь, – массивные кузнечные клещи.

— Почти не запылились, — отметил он их отличие от столешницы.

— Что это? – Анна Викторовна указала на темно-бордовые пятна на металле. – Кровь?

— Вполне вероятно… Там что-то еще, — он занес лампу чуть дальше над столом, и они оба замерли в немом потрясении – россыпь человеческих зубов.

— Вы чувствуете это? – вполголоса спросила Анна, и Штольман посмотрел на нее в ожидании пояснения. – Могильный холод, — добавила она, не отрывая взгляда от останков челюсти какого-то несчастного.

— Будет вам, Анна Викторовна, — следователь облизал пересохшие губы, — просто старый заброшенный дом. Полы отсырели, дерево стонет при каждом шаге, а из расщелин веет сыростью.

Едва он договорил, как из глубины комнат раздался протяжный страдальческий стон замученного до полусмерти человека.

— Пол стонет, говорите? – тяжело дыша, Анна настороженно всматривалась в темноту за порогом столовой. Штольман промолчал, не зная, что думать. И в наступившей тишине отчетливо послышался леденящий душу шепот: «Анна…»

Яков Платонович перевел взгляд на свою спутницу – на ней лица не было: бледная как смерть, глаза перепуганные. Мужчина нахмурился и решительно стиснул зубы. По возможности бесшумно, он опустил трость на стол, протянул фонарь Анне и залез рукой за пазуху, извлекая из кармана свой вороненный «бульдог». Взяв револьвер в правую руку и выставив перед собой, он крепко обхватил другой рукой ладонь Анны и потянул ее за собой. — Надо выбираться отсюда.

Осторожно ступая, они подошли к дальнему дверному проему, в нем даже сохранилась дверь, и Штольман аккуратно повернул ручку. Та легко поддалась, и дверь медленно с натужным скрипом отворилась. Комната, в прошлом служившая уютной гостиной, теперь, как и всё в этом доме, выглядела пустой и безжизненной. Пугающей своей мрачной тишиной. Вдруг внимание следователя привлек портрет над камином.

— Анна Викторовна, посветите здесь, — попросил Штольман свою спутницу, в нерешительности застывшую посреди заманивающей их в свои коварные сети комнаты. Госпожа Миронова подошла ближе, подняла руку с фонарем вверх и ахнула, от испуга отпрянув назад. На стене висел ее портрет, жутко искажая лицо, будто полотно начало таять, как мороженое в жаркий день, и поплыло, закручиваясь в устрашающие спирали. Внизу картины, словно на руках у Анны, распяли мертвого ворона. Кровь все еще стекала с обезглавленного трупа птицы, образуя бордовую лужицу на каминной полке. Штольман провел пальцем по полотну, пробуя краску.