Тайна «Утеса»

Отступать было некуда. Я нашел альбом с репродукциями. Памела открыла страницу, на которой была воспроизведена картина «Рассвет», и дала альбом Стелле. С растроганной улыбкой та долго всматривалась в портрет своей матери.

— Я часто видела ее лицо среди отцовских набросков, и мне оно всегда нравилось, — сказала она тихо. — Все говорили про нее, что она скверная. Конечно, это неправда — вон какое у нее доброе и ласковое выражение, и голос в детской был такой же.

Памела начала рассказывать ей, какой была Кармел на самом деле. Она говорила то же, что и мне, только несколько смягчила роль Мери и Мередита. Стелла слушала серьезно и проникновенно. Какое счастье, что она спокойно отнеслась к нашему сообщению. Но тем не менее я очень боялся, что мы поступили опрометчиво. Услышь сейчас Стелла плач матери, и все может кончиться самым роковым образом. Я обошел дом, зажег всюду лампы, как будто свет мог что-нибудь предотвратить. К моей радости, керосиновая печка все еще горела.

Когда я вернулся в гостиную, Стелла грустно размышляла:

— Страшно подумать, что бедный дедушка всю жизнь обманывался. Мою настоящую мать он презирал, отца — терпеть не мог, а мне отдал все.

— Ему посчастливилось, — сказал я, — он столько лет имел рядом с собой любящую душу! Вы заботились о нем и были ему преданы. Вряд ли дочь Мери и Мередита была бы к нему так же добра. А главное, он все равно ничего не узнает.

— Да! — решительно сказала Стелла. — Он не должен знать. Если он поправится, я буду для него всем… Но, наверно, об этом наивно думать… А ветер все усиливается, слышите? Воет так бешено, будто злится на деревья.

Действительно, ветер переменился и завывал над вересковыми просторами, точно стая дьяволов, вырвавшихся из пекла. Укрывающие нас лиственницы стонали и скрипели. Под такой шум никто не смог бы заснуть. У Стеллы сна ни в одном глазу не было.

Памела, беспокойно шагая по комнате, сказала:

— По-моему, мы очень неплотно поужинали.

Так оно и было, к тому же как можно дольше удерживать Стеллу внизу, представлялось нам сейчас самым разумным.

— Действительно, раз уж ты об этом заговорила, признаюсь, что я умираю от голода, — заявил я.

— Интересно, что бывает с теми, кто в полночь лакомится жарким?

— Эти счастливцы благословляют Бога за то, что он послал им такую роскошную трапезу, а потом сладко засыпают.

— Сейчас я накрою стол в кухне. — Памела кивнула мне и вышла.

Я вышел следом. Памела вынимала из стенного шкафа пальто и пледы.

— Родди, — прошептала она, — наверно, лучше приготовить все это у задней двери. Если в доме начнутся какие-нибудь кошмары, мы сможем укрыться в гараже, переночуем в машине. Я чувствую, сегодня Мери явится обязательно. Уверена, что она пойдет на все.

— Мне тоже так кажется, — признался я.

— Положи в карман ключ от гаража. Сейчас я буду готовить ужин и бегать взад-вперед, так что понаблюдаю за обстановкой. А ты постарайся не дать Стелле заподозрить, что мы встревожены. На сегодня с нее волнений хватит. А если заметишь неладное, хватай Стеллу и выводи ее через оранжерею. Не беспокойся, я постараюсь тебя предупредить. Смотри за Стеллой.

— Памела, ты молодчина! — сказал я.

Стелла полулежала в моем большом кресле с портретом Кармел на коленях, усталая, но вид у нее был умиротворенный.

— Я думаю о моей бедной матери, — сказала она. — Сколько она вынесла! Сколько пережила! У нее отняли и ребенка, и возлюбленного. А ее дочь росла, ничего не подозревая, и всю свою любовь отдавала другой женщине. Как будет «мать» по-испански? — спросила она вдруг, и тут же воскликнула: — Ах да, помню! — чудесное слово.

— Откуда вы его знаете?

Стелла рассмеялась:

— Я немножко учила испанский в школе. У нас была богатая девочка из Кастилии. Она все время тайно получала письма от поклонника и предложила научить нас троих испанскому; уж очень ей хотелось похвастаться этими красивыми любовными посланиями.

Я решительно сказал:

— Стелла, я собираюсь отказаться от «Утеса». Буду жить в какой-нибудь унылой, тесной квартире или в уродливом коттедже.

Она быстро взглянула на меня и отвела глаза, но ничего не сказала. Какие у нее тонкие и четкие черты лица! Она похудела и выглядела теперь более взрослой. С бьющимся сердцем я ждал, когда она заговорит.

Голос Стеллы звучал спокойно:

— Мне очень жаль, Родерик, что с этим домом все так получилось. Но вы сможете обойтись и без него, правда? Вы будете счастливы. Ведь у вас есть Памела, а это самое главное.

— Вы так любите «Утес».

— Ну, это была просто ребячливость.

— И вы готовы расстаться с «заблуждениями детства»?

Стелла улыбнулась:

— Кое с какими.

— А вы могли бы быть счастливы в унылой, тесной квартире?

Не глядя на меня, она очень твердо и раздельно произнесла:

— Конечно, могла бы.

— Стелла, вы опять надушились мимозой?

Этот вопрос вырвался у меня непроизвольно. Я собирался сказать Стелле нечто совсем другое, неизмеримо более важное, но, внезапно почувствовав одуряющий запах мимозы, насторожился.