Тайна «Утеса»

Мне хотелось взять Памелу за плечо, но рука моя так тряслась, что я ее убрал. Колени тоже дрожали Я от души надеялся, что не увижу сейчас злобное, мрачное лицо Кармел, это было бы невыносимо. Да и чего ради я должен на него смотреть? Впрочем, где-то в глубине души, я сознавал, что лицо увидеть нужно, — это важно для Стеллы. А почему, вспомнить не мог.

На этот раз привидение не выросло, извиваясь, как змея, сквозь пол площадки, а просочилось через закрытую дверь мастерской. Фосфоресцирующая, похожая на мумию, фигура, словно плоский барельеф проявилась на двери. Очертания становились все более отчетливыми, барельеф медленно округлялся, увеличиваясь в объеме. И вот уже фигура отделилась от Двери. Призрак утвердился на площадке, становясь все выше и выше. Памелу била дрожь. Макс крепко сжав ее руку, стоял как вкопанный, глаза у него расширились. Ингрем, повернувшийся спиной к окну громко и тяжело дышал. Снизу опять донеслись горькие. Рыдания Ингрем очень медленно повернул голову и посмотрел на меня. Я понял, что он тоже их услышал потом он снова впился глазами в светящуюся фигуру.

Я, хоть и предпочел бы на несколько минут ослепнуть, тоже не мог оторвать от нее взгляда.

Призрак плавно проплыл вперед. Белый клубящийся саван теперь превратился в платье, и я разглядел руки, они покоились на перилах. Мне стала видна высокая шея и голова — с головы волной падали на плечи волосы. Туман словно затвердел, очертания фигуры постепенно определились, а черты лица наконец стали четкими, как будто вылитыми из алебастра, они источали бледное сияние.

Моим глазам представился классической формы лоб, строгие, красиво вырезанные губы, гладкие веки, скрывающие глаза. Она смотрела вниз, эта мраморная статуя Победы, готовая, как ястреб, ринуться на свою жертву. Склонив голову, она вслушивалась в доносящиеся снизу жалобные стоны, сердце мое сжалось от страха. То лицо, которое я так боялся увидеть, было бы менее устрашающим. Казалось, мы все перестали дышать.

Послушав, фигура медленно подняла голову, ее веки все еще были опущены, но губы раздвинулись в улыбке — улыбке горделивой и торжествующей. И тут мы увидели ее глаза — большие, голубые, как лед, и горящие такой целеустремленностью, такой неистовой жаждой власти, что мои глаза закрылись от ужаса.

Когда я их открыл, привидение плыло по лестнице вниз. По дому прошелестел плач, настолько тихий, что я усомнился, слышал ли я его на самом деле, а потом наступила давящая, мертвенная, бесконечная тишина.

Ингрем нашел в себе силы сделать то, чего я никак не мог, — он сдвинулся с места, ступая, как автомат, прошагал вперед, а затем начал спускаться в холл. С величайшим трудом я заставил себя последовать его примеру, и выдохнул только: «Макс, окно!», едва волоча ноги, добрался до своей спальни. Здесь я выглянул в окно, плохо себе представляя, что рассчитываю увидеть. Дерево на краю обрыва плясало под ударами истязающего его ветра, как беснующийся черный демон. Больше ничего нельзя было разглядеть.

Макс смотрел в окно, стоя рядом со мной, но ничего нового мы не увидели. Когда мы вернулись к Памеле, она вышла нам навстречу из ванной и, улыбаясь дрожащими губами, проговорила:

— Должна довести до вашего сведения, что меня вырвало.

Из холла возвратился Ингрем, лицо у него было серое, но глаза сияли.

— Там больше ничего нет, — сказал он, слегка постукивая зубами, — но как блестяще прошла материализация! Ничего подобного мне еще не доводилось видеть. Потрясающее зрелище! Ни за что на свете не согласился бы пропустить такое.

Он перевел взгляд на Памелу. Мы все стояли в дверях моей комнаты.

— А теперь пора бы посоветоваться с подушкой, — серьезно произнес он.

Памела кивнула:

— Я как раз думаю лечь.

Я проводил мужчин вниз, угостил их виски и выпил сам. Потом захватил бутылку к Памеле. Сестра уже свернулась калачиком под одеялом, выглядела она довольно скверно.

— Опять выписываем восьмерки, — пожаловалась она слабым голосом. — Ну, хоть мистер Ингрем развлекся. Не сиди долго, Родди, ладно? Ну, спокойной ночи.

Мы тоже решили укладываться. В моем кабинете уже была приготовлена кровать для Макса, принесенная из детской.

— Боюсь, не была бы она маловата, — усомнился я. Макс не ответил. Глубоко уйдя в свои мысли он заводил часы.

— Какой кошмар для вас с Памелой, Родерик! — проговорил он. — Не знаю, как вы выдержали до сих пор. Жаль, что вы мне ничего не сообщили.

— Мне все казалось, что мы скоро с этим покончим, — ответил я.

Потом я прошел в соседнюю комнату — посмотреть, как устроился Ингрем.

Наш дневник лежал на столике рядом с его кроватью. Я показал ему в окно на дерево, стоявшее на краю обрыва, и сказал, что оно играет известную роль в истории, которую ему предстоит прочесть.

Он сидел на кровати, и временами его все еще слегка передергивало, но глаза горели от восторга и возбуждения.

— В первый раз видел настоящее, ярко выраженное привидение!

Я спросил его:

— А что, собственно, вы видели?

— Ну как же! Женщину, прекрасную и грозную, как карающий ангел. Здесь про нее будет? Кто она?

— Да, вы прочтете про нее. Это Мери, — ответил я.