Мисс Холлоуэй продолжала рассказывать, но ее рассказ не содержал никаких фактов. Я чувствовал, что она намеренно пытается заговорить нас — кто-то из нас вызывал у нее неприязнь, — то ли мы, то ли отец Энсон. Если дать ей волю, мы уйдем от нее, так ничего и не узнав, такими же беспомощными, как и пришли. Поэтому я решил пожертвовать учтивостью.
— Кармел была любовницей Мередита? — прервал я ее.
Мисс Холлоуэй утвердительно наклонила голову.
— Господи Боже, — вырвалось у меня. — И Мери, зная это — вы сами говорили, что она знала, — разрешила ей остаться у себя в доме!
Ровным и мягким голосом мисс Холлоуэй дала мне понять, как неуместен мой выпад:
— Мери была необыкновенной женщиной. Ее великодушие не знало границ.
Памела молчала. Мне не случалось видеть ее такой озадаченной. А я продолжал возмущаться:
— Кармел оставалась в доме! И Мери даже взяла ее с собой в Париж!
— Плохая услуга слабым духом, если, желая исцелить их от греха, вы лишите их соблазна, — терпеливо возразила мне мисс Холлоуэй. — Надо учить их быть твердыми, чтобы они имели силы противостоять искушению. Не будь эти двое — Кармел и Мередит — глубоко испорченными натурами, доверие Мери, ее нежная, неусыпная опека, ее несравненная доброта сделали бы свое дело.
— Вы хотите сказать, — пробормотал я, — что она намеренно…
Этим словом я себя выдал, стало ясно, что я дерзнул критиковать, выражать неодобрение. Желтое лицо мисс Холлоуэй потемнело от гнева, она стиснула руки, лежавшие на столе, дыхание у нее перехватило.
— Мистер Фицджералд, Мери не могла себе позволить вытолкнуть в мир, полный греха, юную, безрассудную девушку, не умевшую управлять своими страстями.
Так! Мисс Холлоуэй решила дать мне бой, но и я не сложил оружия.
— Мне представляется непостижимым.
— Вам, мистер Фицджералд, — голос мисс Холлоуэй задрожал от презрения, — нечего и пытаться постичь Мери.
Я совершил промах — с самого начала настроил эту величественную особу против нас, — теперь мы ничего не добьемся. Но Памела ловко переключила ее внимание на себя. Она сказала:
— Бедная Мери! Как страшно ее предали! Ведь она даже доверила Кармел свою дочку!
— Предали! — словно эхо отозвалась мисс Холлоуэй. — Да, Мери, ослепленная своим милосердием, сама себя предала. Но это ослепление длилось недолго. Себя она принесла в жертву Кармел, но пожертвовать своим ребенком не могла. Вот тогда-то она и вызвала Меня.
— Чтобы вы спасли девочку от Кармел? — предположила Памела. — Кармел причиняла ребенку вред?
— Когда я приехала в Париж, я испугалась, что меня вызвали слишком поздно. Ребенок был избалован, ослаблен, постоянно плакал. А стоило Стелле заплакать, прибегала Кармел и начинала ее качать, сюсюкать, совала ей в рот соску, осыпала поцелуями — этих деревенских девушек ничему научить нельзя.
Мисс Холлоуэй замолчала, всем своим видом выражая отвращение.
Памела поспешно спросила:
— Кармел, наверно, сердилась, что вы ее заменили?
На это мисс Холлоуэй улыбнулась, не разжимая губ.
— Она была в бешенстве и устраивала безобразные сцены.
— Я так понимаю, что у Кармел был бурный темперамент, — сказал я.
— Кармел была уличная девка.
Учтивая матрона исчезла. Вместо нее перед нами оказалась разъяренная фурия, а это как раз было нам на руку. Заметив, что она старается овладеть собой, я поспешил спросить:
— А где же все это время был Мередит?
Ее ответ был исполнен презрения.
— Ну как вы думаете, где? Развлекался в Париже, пока Мери все улаживала.
— И потом, значит, Кармел устроили к модистке, — вставил я. — А вы все вернулись в Англию?
— Не к модистке, ей нашли место куда лучше, хоть она его вовсе не заслужила. Ее устроили к знаменитому портному.
Памела посмотрела на меня. Судя по ее нахмуренным бровям, мисс Холлоуэй вызывала у нее так же мало симпатии, как и у меня, но она продемонстрировала невероятную способность к дипломатии, которую я за ней не знал.
— Наверно, вернувшись в Англию без Кармел, — проговорила она, — вы наслаждались покоем — вы, Мери и девочка?
— Да.
Наступила пауза. На лице мисс Холлоуэй снова утвердилось спокойное высокомерное выражение; руки, лежавшие на столе, разжались. Когда она опять предалась воспоминаниям, голос ее звучал тише.
— Да, мы наслаждались покоем, наслаждались целых два года. В доме Мери воцарилась атмосфера божественной ясности, мы вместе — она и я — с головой ушли в занятия, изучали детскую психологию и новую систему исцеления. Иногда к нам приезжал отец Мери, правда только тогда, когда мистера Мередита не было дома.
— А он частенько отсутствовал? — спросил я.
— Он ездил за границу.
— В Париж?
— Возможно.
Тогда задала вопрос Памела:
— Мери очень любила дочь?
— Она была преданной матерью.
— А где Стелла спала?
— В первом этаже, рядом с гостиной. Мы устроили в детской окно-фонарь со стеклами, пропускающими ультрафиолетовые лучи. Естественно, в хорошую погоду ребенок постоянно находился на воздухе, в своем манеже.
— А ночью она спала в детской одна?
— Разумеется. Вы же знаете, психологи осуждают родителей, которые разрешают детям спать вместе со взрослыми.