Тайна утопленной рамы

Я понял, что выпить с ними ДОЛЖЕН, даже если после этого моя подагра разыграется ещё злее, и ответил согласием. Мы пригубили коньяк, и один из молодых (как я почти сразу же узнал, его звали Артуром, а другого Кириллом) полюбопытствовал:

- Скажите, а как вы здесь оказались?

- Путешествую с церковной делегацией, - ответил я. - На теплоходе. В этом городе у нас остановка.

- У вашей делегации есть какая-то особая цель? - поинтересовался Кирилл.

- Гм... - я на секунду задумался, что можно им говорить, а что нет. Вдруг сведения о том, что мы проводим на теплоходе юбилейную конференцию, являются строго секретными, которых врагу знать нельзя? - В общем, да. А вы чем занимаетесь, позвольте полюбопытствовать?

Они переглянулись, словно в легком замешательстве. Ага, не ждали такого вопроса! - подумал я.

- Вообще-то, мы художники, - ответил Однорукий. - А здесь оказались потому, что интересуемся некоторыми старыми иконами.

Так-так, подумал я. Вот они и начали вилять. Но, главное, нужная тема затронута.

- Интересуетесь, насколько я могу судить, с профессиональной точки зрения? - я постарался говорить как можно более "невзначай", если ты поймешь, что я имею в виду. Своему голосу я постарался придать бархатистую звучность - так сказать, Шаляпин, запущенный под сурдинку. Такой тембр голоса всегда располагает людей к доверию, особенно если они слышат его от священника. Вот так я всеми силами усыплял бдительность врага.

- У нас, я бы сказал, пересеклись несколько интересов, - ответил Однорукий. - Мы... простите, но я не бы не хотел об этом говорить. Возможно, вы этого не одобрите.

- Не одобрю? - я сдвинул брови. - Если вы делаете что-то, идущее вразрез с вашей совестью, то лучше сразу исповедоваться в этом - и получить отпущение грехов.

К счастью, они не кинулись исповедоваться по полной программе - иначе я не имел бы права ничего тебе рассказать, блюдя тайну исповеди.

- Нет, вразрез с нашей совестью это не идет, - проговорил Однорукий. Но...

Ага, подумал я, у них такая совесть, с которой ничто не идет вразрез! Ну и в компанию я попал!

- Не преувеличивайте, Генрих Петрович, - с улыбкой сказал Артур. - Не то батюшка подумает невесть что.

Вот и ещё одна их тайна мне стала известна! Проговорился Артур, и теперь я знал, что Однорукого зовут Генрихом Петровичем! А ведь он не представился - и вообще всячески юлил, чтобы не называть своего имени, так?

- Я не преувеличиваю, - ответил Генрих Петрович. - То, чем мы занимаемся, батюшка вполне может счесть грешным делом.

И я пошел с козырей, напролом.

- Вы скупаете иконы? - осведомился я. - Но это не грех. Ведь смотря для какой цели... И даже если вы приобретаете их для перепродажи - это может быть вполне оправданным, если вы извлекаете их из небрежения и передаете в хорошие заботливые руки.

- Боюсь, нашу цель вы благой не сочтете, - вздохнул Генрих Петрович. Но, так и быть, скажу вам, чтобы не было недомолвок... - чуешь, как я загнал их в угол? Ай да отец Валентин, ай да... ну, и дальше по Пушкину. Мы собираем иконы для театрального спектакля.

- Для театрального спектакля? - я нахмурился, чтобы освоиться с услышанным. Либо они мне бессовестно врут, либо... Они, конечно, истолковали мою хмурость по-своему.

- Ну да! - поспешно ответил Генрих Петрович. - Я понимаю, что для священника это звучит дико, церковь всегда относилась к театру с большим подозрением, а уж к использованию в "игрищах" настоящей церковной утвари чуть ли не как к богохульству. Но... В общем, вот мы вам открылись, и вы можете теперь покинуть наш столик, чтобы не сидеть с недостойными.

Так вы придумали это только для того, чтобы я шарахнулся подальше от вашего стола и не мешал вам и дальше строить ваши козни? - подумал я. Нет уж, дудки, не дождетесь! Тем более, я ещё не доел великолепную рыбу в горшочке. И, с внутренней ехидцей, я медленно и веско проговорил:

- Сбежать легче всего. А вот разобраться и помочь... Неужели вам нельзя обойтись на сцене без подлинных икон?

Пауза, потом Кирилл вмешивается:

- Да бросьте вы, Генрих Петрович, объясните все толком и не пугайте батюшку. Он, наверно, уже думает о нас невесть что, а у нас все-таки есть смягчающие обстоятельства.

- Да, про смягчающие обстоятельства не забудьте, ни в коем случае, - с серьезным таким видом киваю я.

- Смягчающее обстоятельство у нас одно, - ответствует мне Генрих Петрович. - Я давно интересовался техникой икон северной школы, особенно этой области. А тут подвернулся случай пособирать эти иконы на месте. Понимаете, я вообще-то художник-станковист, да ещё и реставрацией занимаюсь. Привлек своих учеников - и вот...

Ну, думаю, накрутил! Он уже тебе и художник, и реставратор, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Все приплел, чтобы мне разум запорошить. Но не на такого напал! И я спрашиваю с глубокомысленным видом, как будто смыслю в этом деле получше любых специалистов:

- И что же вас так особенно интересует в местной технике икон?