Осуществление этого замысла, по мнению английского премьера, требовало большого дипломатического искусства. Резкие антигерманские выступления части печати на Западе, начавшей трубить в рог в связи с «отступлением» Гитлера, могли толкнуть его на развязывание вооруженного конфликта с Польшей. В этом случае под давлением народных масс английское и французское правительства сказались бы вынуждены, вопреки своему желанию, пойти на объявление войны Германии. С другой стороны, опасность усматривалась в том, что поляки, решив, будто Гитлер отступил в результате их «твердой» позиции, могли отказаться от переговоров с Германией на условиях, «которые спасли бы от мировой войны». «Таковы две трудности, которые Чемберлен старается сейчас разрешить, чтобы не очутиться в положении, когда он, возможно, получит мир на подходящих условиях и окажется посреди войны», – сообщал 30 августа американский посол в Лондоне Кеннеди.
Исходя из этих соображений, Галифакс считал необходимым несколько «снизить тон» в отношении Германии. Что же касается Польши, то англо-французская дипломатия с циничной бесцеремонностью готовила ее к принесению в жертву. В письме от 28 августа Лондон потребовал, чтобы она сообщила в Берлин о своей готовности «немедленно» вступить в переговоры. 29 августа, в связи с решением польского правительства объявить мобилизацию (что было вызвано концентрацией германских войск на границах Польши), английский и французский послы потребовали ее отсрочки. Само слово «мобилизация», по мнению британского посла Кеннарда, произвело бы неблагоприятное впечатление; такой шаг мог отрицательно сказаться на англо-германских переговорах.
Насколько эгоистично действовал Лондон во взаимоотношениях с Варшавой, свидетельствует и такой факт. Получив 29 августа германские предложения, где устанавливался срок ультиматума 30 августа, Форин оффис в течение суток обдумывал ответ, держа польское правительство в неведении относительно гитлеровского требования срочно направить уполномоченного для переговоров. Лишь в ночь на 31 августа Кеннард сообщил Беку содержание германского меморандума и текст новой ноты английского правительства, адресованной в Берлин. Бек согласился на прямые переговоры, но отложил окончательное решение вопроса до консультации с правительством, пообещав сделать это до полудня 31 августа.
Ответ Англии был получен посольством в Берлине вечером 30 августа. Задержавшись из-за расшифровки документа, Гендерсон прибыл на Вильгельмштрассе лишь за несколько минут до полуночи. Риббентроп принял его в бывшем кабинете Бисмарка, приспособленном для рейхсминистра. «Последовавшая беседа, – отмечает в своих мемуарах П. Шмидт, – была самой бурной из всех, которые мне пришлось наблюдать за двадцать три года моей деятельности в качестве переводчика».
В своем ответе британское правительство предлагало срочно приступить к практической организации прямых переговоров между Польшей и Германией, но отмечало невозможность осуществить это в тот же день. Гендерсон пояснил, что вместо немедленной присылки в Берлин польского представителя английский кабинет предлагает вести переговоры через обычные дипломатические каналы, и отметил готовность Англии взять на себя роль посредника. Если германские условия представят «разумную основу», Лондон окажет соответствующее давление на Варшаву. Гитлеровцам следовало, таким образом, договориться с Великобританией.
«Глубокий» смысл предложения был ясен. Еще свежи в памяти были итоги поездок Шушнига и Гахи на поклон к Гитлеру: Австрия и Чехословакия исчезли с политической карты, но Англия при этом осталась ни с чем. На сей раз Форин оффис решил крепко держать свой товар и не выпускать из рук, пока не получит подходящую цену.
Дальнейший ход беседы принял неожиданный оборот. Подготавливая разрыв, Риббентроп держался в высшей степени нахально и вызывающе. Постоянно прерывая собеседника в оскорбительном тоне и повышая голос, он заставил Гендерсона потерять пресловутую английскую сдержанность. По свидетельству Шмидта, разъяренные собеседники чуть было не дошли до рукопашной.
В конце беседы Риббентроп зачитал на немецком языке германские предложения об урегулировании конфликта с Польшей. Они состояли из 16 пунктов. Рассчитывая, что по существующему в дипломатической практике обычаю ему вручат текст, посол не старался уловить его на слух. Когда же он попросил передать ему документ, рейхсминистр, указав на часы, заявил:
– Они уже устарели, поскольку польский представитель не явился!