У самой кромки холмов Венского леса, там, где стройные виноградники, добежав, замерли у альпийских предгорий, притаилась маленькая деревушка. Ее и не видно с дороги: она утонула в зеленых садах. Только красные черепичные крыши на поверхности да белые в своей строгости шпили церковок с крестами золочеными. Тихо до изумления… Ударит задумчиво и как бы со значением колокол с ближайшей кирхи. Не успеет смолкнуть, как откликнется ему другой, что подальше, и пойдет тихий перезвон по всему Венскому лесу. И опять тишина.
Городок, однако, хоть и мал, но знаменит. Из-под земли бьют ключи горячие и тяжело пахнущие серой. Этими ключами знаменит, Еще римляне древние их приметили. С тех давних пор и известен Баден — Купальненск, если перевести на русский.
Но русские все на свой лад переиначат. Такая уж у них манера. То ли в шутку, то ли для простоты прозвали в Петровой компании этот город "Теплицы". Из-за этого большая путаница получилась. Дело в том, что попало это название в походный журнал и расходную книгу посольства. А это уже документ. И стали потом историки эти "Теплицы" искать. Однако в Австрийской империи оказалось два города с таким названием: один — в Чехии, а другой — в Венгрии. Но у Петра до них добираться времени не было.
А вот австрийские источники однозначно указывают: ездил Московский царь в Баден, а не в какое другое место.
В баденской городской хронике отыскал я упоминание, что Петр приехал в Баден 3 июля, чтобы принимать ванны Герцогбад, и пробыл в городе пять дней. Жил он в доме 1 8 по нынешнему переулку Фрауенгассе. Мы с сыном нашли это место. В самом центре Бадена, где стоит обязательный для всех австрийских городов нарядный памятник чуме, спускается к реке Швехат извилистая улочка Фрауенгассе. Но дом, где жил Петр, не сохранился*. Сгорел, наверное, во время пожара 1814 года, как и многие другие баденские дома. Но чуть дальше, на соседней улице, еще стоят дома того далекого времени.
Нетрудно представить, как потешался Петр, когда въехала его карета в узенькую улочку. Дома-то были маленькие, хоть и двухэтажные, как игрушечные. Петр при его росте рукой до второго этажа достать мог. И комнаты крохотные, но зато уютные, где душно пахнет яблоками и далеким детством. Петр любил такие комнатки с низкими потолками. Это известно.
И еще, наверное, веселились русские потому, что напротив их игрушечного домика стоял маленький женский монастырь, отгороженный от мирской суеты невысокой желтой стеной. Хорошее соседство для развеселой компании.
Впрочем, в той же баденакой хронике отмечсно, что Петр приехал в Баден в сопровождении иезуитского свяшенника отца Вольфа и шести человек свиты. В русских же источниках нигде не значится, что вместе с Петром в Бадене был отец Вольф. А это придает иное значение Петровой поездке, чем просто отдых молодых людей на водах.
Кто же такой отец Вольф, который не раз встречается нам на страницах этой повести? Зачем он так и липнет к Петру?
Вольф фон Людингзгаузен, как его называли в миру, был человеком незаурядным. Его нельзя было отнести к категории фанатов, какими нередко изображают иезуитов. Скорее наоборот — это был человек из высшего венского света, приятный в общении и безупречного поведения. Лоск дворянина сочетался в нем с жаром миссионера — так отзывались о нем современники. Выходец из знатного вестфальского рода, он получил блестящее образование при польском дворе. Там, кстати, отец Вольф приобрел и знание славянских языков.
У Леопольда он был в фаворе и, не будучи духовником императора, являлся самым влиятельным советником, сопровождая его во всех путешествиях. Как писал о нем австрийский посланник в Москве Корб, это был оракул императора не только в религиозных, но и в светских делах.
Петр довольно часто встречался с ним в Вене и, судя по всему, оказывал ему благосклонное внимание. Об этом не без похвальбы рассказывал отец Вольф в одном из писем кардиналу Паулучи в 1703 году. По его словам, русские послы настаивали, чтобы Петр не оставался наедине с иезуитом, но царь будто бы ответил: этому человеку он во всем верит. Доверие царя, по рассказам Вольфа, распространялось настолько далеко, что он обратился к нему с просьбой быть переводчиком при тайных переговорах с императором, Однако, пишет иезуит, он отказался, так как, с одной стороны, это дело было чисто политическим и могло вызвать немалую зависть у его противников, а с другой — у него не было уверенности, что сможет точно переводить суть таких важных переговоров.
Но как бы там ни было, отец Вольф действительно снискал расположение Петра и беседами, и подношсниями каких-то "инженерных инструментов". 3а это при отъезде из Вены он получил от прижимистаго царя весьма щедрый дар — два сорока соболей и четыре косяка камки — больше, чем кто-либо из министров императора.
Но вот каких-либо источников, свидетельствующих, о чем разговаривал этот человек с Петром в Бадене, не существует — во всяком случае, не нашел. Но думаю, что восстановить их несложно, если проследить дальнейшую цепь событий.