Тайна Воланда

приемлемые произведения». И далее: «Истинного себя я еще никогда никому

не показывал, и едва ли когда покажу».

Но скрыть истинного Платонова так же трудно, как истинного Булгакова, Грина или Леонова. В его «Лунной бомбе», например, слово «диск»

повторяется двадцать раз, а Луна названа «сплошным и чудовищным

мозгом». Она заставляет человека вспоминать его прошлые жизни: «Я думаю

постоянно о незнакомом мне, я вспоминаю события, разрывы туч, лопающиеся солнца, — все я вспоминаю как бывшее и верное, но ничего

этого не было со мной».

«Лунная бомба» появилась в 1926 году, когда идея космической ракеты

прочно утвердилась в умах. Но для полета на Луну инженер Крейцкопф (в

переводе с немецкого — «крестная голова». Голгофа?) строит «кидающий

диск» — грандиозную электрическую пращу. Почему? Известно, что Платонов

отлично знал физику и должен был понимать, что перегрузка превратит

пилота в суспензию. Праща — оружие Давида.

В чем же состоит «неизменная идея» «Лунной бомбы» — «опошленная и

варьированная» в «приемлемом произведении»? Ключ к шифру Платонова

мы нашли в его эссе «О любви»: «Скажу все до конца. До сих пор

человечество только и хотело ясного понимания, горячего ощущения той

вольной, пламенной силы, которая творит и разрушает вселенные. Человек

— соучастник этой силы, и его душа есть тот же огонь, каким зажжено

солнце, и в душе человека такие же и еще большие пространства, какие

лежат в межзвездных пустынях». Вселенная — часть человека?

На обороте своего завещания Бартини торопливо написал:

«Фундаментальная проблема одна. Это синтез онтологии и гносеологии.

Фундаментальное

образование

одно-единственное.

Оно

внутренним

отображением в себя является 6-мерным. Различные ориентации в 6-мерном

фоне. Единственный экземпляр „одновременно“ в разных местах. 6-мерная

физическая линия Менгера. Метрика инверсии. Квант протяженности есть

наименьшее, а также наибольшее (запрет двух квантовых чисел одного

индекса быть равными). XiXi неотличим отХi. Ломаная (ортогонально) линия

Xil Xi2 Xi3 Xi4 Xi5 Xi6. Лиувилль-Пуанкаре возврат (замкнутость). Существует

одна-единственная фундаментальная частица, в разных ориентациях

„одновременно“ во всех местах — она есть весь Мир. Квазистабнльная

ориентация подмножества экземпляров: экран. Групповая траектория

экрана. Отображение в экран множества образов единственного экземпляра.

Тождество „объективного“ и „субъективного“». Проще говоря, реальность

существует только в сознании тех. кто ее населяет. Мы делаем мир

максимально правдоподобным, — но именно поэтому нельзя быть уверенным

в том, что все окружающее нам не снится. Бартини говорил: «Мир — ясный

сон дремлющего Бытия». Значит, «отражение в экран множества образов

единственного экземпляра», — сон Бога, сотканный из бесконечного

множества отдельных снов («образов»). каждый из которых — чья-то жизнь.

Число сновидцев — мировая константа. Таким образом, простой

человеческий сон — не что иное, как сон во сне. То же самое можно сказать

об искусстве: эго «прелесть» второго порядка, слабая копия.

В поэме булгаковского Ивана Иисус получился всего лишь «как живой».

Но, отправляя на отдых мастера, Воланд предупреждает его о новом этапе

работы: «Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в

надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?» То есть — нового

Адама?..

Догадайтесь: кого «лепит» булгаковский евангелист Левий Матвей —

«выпачканный в глине мрачный человек»? Вот подсказка: место, где он

появляется перед Воландом — Дом Пашкова, в ту пору — отдел рукописей

Румяпцсвской библиотеки. Именно отсюда Демиург наблюдает горящий дом

писателей: написанное — вечно. Воланд сидит на террасе (терра — земля!), на рукописях, которые не горят — аллегорически это и есть его земной трон.

Шут Бегемот, как полагается, передразнивает своего повелителя, и нам

непременно нужно понять эту молчаливую шутку: «Кот моментально вскочил

со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей».

Живой глобус Воланда, то есть он сам — символически! — «на тяжелом

постаменте». В «тяжелом каменном кресле» сидит спящий столетия напролет

прокуратор — это еще одна подсказка. Не только книги — все, что остается

после нас, идет на строительство этого незримого грона. Все забытое, умершее, сгоревшее, снесенное, утонувшее, съеденное ржавчиной —

созданное и поглощенное Временем… «Вылепленное» — вечно.

«Рукописи не горят» — умирают лишь исписанная бумага и

человеческие тела — библейские «одежды кожаные». Неспроста в тексте

промелькнул «гражданин, сдирающий с себя летнее пальто», и

телохранитель Азазелло вспоминает про «женщин с содранной кожей» —

перед тем, как «умертвить» влюбленных. В «Торгсине» с рыбы снимают

шкуру, а рыба из сгоревшего писательского ресторана — «в шкуре и с

хвостом»! Рыба — символ Иисуса. «Казни не было», — втолковывает Иешуа

освобожденному прокуратору. Есть только вечное обновление.

Обгоревший труп Майгеля и возрожденная из пепла тетрадь мастера —

ключи к этой шараде: вылепленное требует отжига смертью. И настал «час

небывало жаркого заката», когда в Москве появляется Воланд — «Великий