кричит: «Мое место с ним! Учитель! Я умру с вами!».
В 1943 году ученик «Атона» Евгений Шварц написал сказочную пьесу
«Дракон» — о воздушном поединке странствующего рыцаря Ланцелота и
огромного трехголового чудовища. Из двух десятков знаменитых рыцарей
короля Артура Шварц выбрал для своего героя имя Ланцелота: французское
«lance» — «копье». Перед боем рыцарь получает ковер-самолет, на котором
выткан кубок с красным вином, шапку-невидимку и копье — с двумя
запасными наконечниками! Прямо говорится и о предыдущих воплощениях
Ланцелота: он был Св. Георгием и Персеем. Как и в прошлых жизнях, рыцарь
сразился с драконом и спас девицу, предназначенную в жертву чудовищу.
Очевидно, Шварц намекает на многовековую цепь инкарнаций одной
личности, связанной со Святым Копьем.
Вспомните «серпасто-молоткастую» скульптуру Веры Мухиной: не сам ли
кузнец изготовил серп женщины? Разгадка скрыта в словах Исайи, предсказавшего приход Иисуса: «И будет Он судить народы, и обличит
многие племена, и перекуют мечи свои на орала, и копья свои — на серпы».
Серп — перекованное копье? Ясно, что Мухина использовала уже известную
эмблему Советской России, но кто придумал ее в 1918 году? На этот простой
вопрос не ответит ни одна энциклопедия мира. Не потому ли, что
«рабоче-крестьянский» символ имеет непосредственное отношение к дебюту
планетарной шахматной партии — к священной крови, пролитой на Голгофе?
Именно поэтому булгаковский мастер пишет роман о Понтии Пилате, всаднике Золотое Копье. «Понт» в переводе с греческого — «море», а
латинское слово «пилатус» — «копьеносец». И зачем-то много раз
повторяется, что он — «сын короля-звездочета»… «Король», имя которого
означает «морской копьеносец», приказал заколоть копьем Иисуса, чей знак
— рыба.
Через двадцать столетий этот символический король-рыбак встречает
свою тайную жену, которая после бала у Воланда делается кроткой и
милосердной. Маргарите и положено быть такой — по легенде, пересказанной Вольфрамом фон Эшенбахом в средневековом романе
«Парцифаль» (1200). В волшебном замке живет король-рыбак Амфортас, у
которого мучительно болит нога (!), а также женщина по имени Репанс де
Шой, что означает «не знающая гнева». Они — хранители Святого Грааля и
загадочного копья, с острия которого постоянно стекает кровь. Молодой
рыцарь Парцифаль посещает этот замок, видит эти чудесные предметы, но из
ложной скромности не спрашивает о смысле увиденного. Инициация не
состоялась. После долгих и опасных поисков Парцифаль снова находит замок
Грааля и задает свой вопрос. Король-рыбак («ловец человеков»?) сразу
выздоравливает и передает ему трон, Грааль и копье.
Роман Вольфрама фон Эшенбаха лег в основу знаменитой
оперы-мистерии немецкого композитора В. Вагнера. Не случайно музыкой
Вагнера начинается кинокомедия «Волга-Волга». В конце фильма герои
получают кубок, и это происходит на фоне знамен, увенчанных
копьеобразными наконечниками.
«Впереди чернел холм, и когда мы подошли ближе, он оказался группой
человеческих мраморных фигур, сплетенных над колоссальной чашей…». Это
— «Золотая цепь»: суденышко, пропахшее сушеной рыбой, благополучно
причаливает, юнгу ведут в чудесный дворец, возле которого он видит чашу.
Затем озябший герой пьет вино и встречает Ганувера — больного владельца
роскошного дворца. Он и есть «король-рыбак»: сказано, что дворец был
приобретен у некоего Траулера. А что мечтает купить Санди на заработанные
деньги? Рыбачий баркас!..
Сюжет «Парцифаля» воспроизведен и в булгаковском романе: «ученик»
Иван Бездомный, мечтающий написать продолжение романа мастера —
новый «король-рыбак». Булгаков заставляет Ивана «ловить консультанта», а
в эпилоге мы видим его «неизлечимо больным». Сравните с
«Понедельником…» братьев Стругацких: будущий «ученик чародеев» ловит в
колодце волшебную щуку и даже символически наследует королю — спит на
необыкновенном диване, принадлежавшем императору Рудольфу II, большому знатоку алхимии.
…На памятнике Бартини высечена сверхзвуковая амфибия, очень
похожая на наконечник гарпуна. А В.Казневский запомнил одну фотографию, висевшую в кабинете конструктора еще до войны: молодой Бартини бросает
копье. Этот снимок видели и в его квартире, — он висел рядом с
бартиниевской акварелью, изображающей человека с копьем — древнего
исполина Ра-Мега, героя киноповести «Цепь». Барон пишет о том, что Ра-Мег
первым изготовил «огромное копье» с бронзовым наконечником —
«кровь-камнем».
Оно считалось волшебным: «Огонь воплотился в кровь-камень его
копья». Сравните с красным сталактитом Стругацких («кровь-камень»!) и с
«Белым доминиканцем»: роль копья у Майринка выполняет «меч из красного
железа — „кровавого камня“»! Вспомните и ефремовских инопланетян: их
кожа отсвечивает «кроваво-красным отблеском, какой бывает на
полированном красном железняке — гематите». Прочитайте наоборот имя
бартиниевского великана: «гема Р».
36. СВЯТОЙ БАССЕЙН
Бартиниевский «кровь-камень», тестирующий «филиусов», может быть
неким единством Копья, Грааля и Философского Камня (Lapis Exillis). Эту
догадку подтверждает и Вольфрам фон Эшенбах: