– Значит, бабушке правда стало плохо? Она ведь никогда не болела. Что случилось? – бормотала Сихо.
Надзукихико с неохотой ответил:
– Сказали, что это может быть инфаркт.
– Сердце?
Только теперь Сихо задрожала. Она никак не могла сосредоточиться.
– А где она сейчас?
– Ее отвезли в городскую больницу.
– Далеко отсюда?
Надзукихико колебался лишь секунду:
– Если поторопиться, доберемся за полчаса.
– Цубаки… – Девушка обернулась. Ребенок с каменным лицом смотрел себе под ноги. – Позволь мне выйти наружу.
Тот молчал.
– Дорогой мне человек в опасности. Пожалуйста, скажи, что разрешаешь, – с мольбой обратилась к нему девушка, но Цубаки все так же молча смотрел в никуда. – Ясно. Сейчас нет времени. Я вернусь, и тогда мы спокойно поговорим… Надзукихико, пожалуйста, отвези меня туда.
Сихо пошла к берегу, и тут из-за ее спины раздался тихий голос.
– Не позволяю.
Девушка почувствовала, как по спине побежали мурашки. Она похолодела.
– Цубаки?
Сихо обернулась и поймала тот взгляд, который давно не замечала у сына… Или, наоборот, тот, что раньше ей приходилось видеть довольно часто: в его глазах сверкал неприкрытый гнев.
Позади ахнула Масухо. Деревья зашумели от налетевшего ветра. Момо подскочила к Сихо и, обернувшись на Цубаки, которому только что виляла хвостом, зарычала на него.
– Цубаки!
– Не позволю. Ни за что. Мне все равно, что случится с этим дорогим тебе человеком или кто он там.
Сихо показалось, что перед глазами все потемнело.
– Пожалуйста! Я же вернусь!
– Ты врешь!
Цубаки выпучил глаза и заговорил громче.
– Ты только так говоришь, а сама не собираешься возвращаться! Меня больше не обманешь! Знаю, что все люди такие! Грязные, презренные людишки!
– Я?! – Не успев подумать, Сихо закричала, не помня себя от злости. – Я хоть раз тебя обманывала? Хватит уже капризов! А ну, отойди!
– Не позволю!
– Ну же, ты ведь хороший мальчик.
– Нет.
Сихо замолчала и закусила губу. Ей показалось, будто она видит, как с грохотом и треском рушится то доверие, которое она давно и старательно строила.
– Цубаки, я велела тебе уйти с дороги.
– Кому это ты приказываешь? Я горное божество Ямагами. – Он точно издевался. – Мне не нужны те, кто не желает подчиняться. Если будешь сопротивляться, я… я тебя сожру!
В его темных глазах не было ни проблеска света, а молочно-белые ровные зубки теперь заострились, как клыки. На только что гладкой коже с персиковым румянцем появились морщины, а блестящие, словно снег, волосы растрепались и окрасились в цвет пепла.
Пригрозив Сихо, Ямагами сгорбился, повернул голову и сурово взглянул снизу вверх на Оодзару:
– Обезьяна! Не выпускай эту женщину с горы. Запри ее.
– Слушаю и повинуюсь.
Оодзару отвесил преувеличенно почтительный поклон. Сихо посмотрела на него, затем на Цубаки и вздохнула.
– Цубаки! Ты понимаешь, что сейчас делаешь?
– Ямагами-сама, тебе необходимо успокоиться, – торопливо заговорил Надзукихико, но тот заткнул уши и замотал головой.
– Замолчите, замолчите! Я даже видеть вас не хочу! Ну, что встали? Это приказ! Вон отсюда! – рявкнул Ямагами и отвернулся от Сихо.
В ту ночь запертой в комнате Сихо сообщили о кончине бабушки.
Грохотал гром.
Неуютную комнату, какой она была до появления Сихо, время от времени освещали всполохи молний. Новенькую ширму божество в гневе разорвало в клочья, старательно подобранные лилии валялись растоптанные на полу. Сам он скорчился в глубине постели под балдахином, зарывшись в простыни.
Раньше Надзукихико и в голову не пришло бы с ним заговорить, теперь же он решил, что увиливать бессмысленно.
– Ямагами-сама, – тихонько позвал он, и торчащая холмиком спина чуть шевельнулась.
– Ворон, ты?
– Да, это я.
Голос Ямагами звучал устало. Во тьме лишь вспышки молний подсвечивали его глаза, в глубине которых зияла черная пустота.
– Как там Сихо?
– Как ты и приказал, сидит в своей комнате. Плачет, узнав о смерти бабушки.
Раздался глухой звериный вой, после чего голос показался еще слабее, чем раньше, и потерял всякую силу.
– Смерть ее бабки – правда?
– Да. К сожалению, правда.
Получив известие, Надзукихико и сам в это не поверил. Но затем он услышал, что, поскольку других родственников у женщины нет, церемонию погребения будет проводить ее сын. Тогда Надзукихико тайком отправился в деревню. Через окно он видел, как привезенное из больницы тело Хисано разместили в доме. Сомнений не оставалось.
Ямагами поднял голову от простыней: его лицо уже не выглядело уродливо. Исчезло из воздуха и напряжение.
– Ты сможешь поклясться своим именем, что это так?
– Клянусь именем старейшины ятагарасу: я не лгу.
Воцарилось молчание.
– Сихо плакала?
– Да.
– Мало того, что я запер ее, еще и не удержался, сказал, что сожру.
– Да уж…
– Наверное, теперь она меня ненавидит.
– Думаю, ты лучше меня понимаешь, что госпожа Сихо никогда такого не скажет.
При этих словах Ямагами затаил дыхание и почти неслышно пробормотал:
– И правда…
Потом он глубоко вздохнул.
– Нельзя этого так оставлять, верно?
Он беззвучно поднялся, и Надзукихико удивленно моргнул, потому что перед ним стоял уже не мальчик, которого он привык видеть. Их глаза находились на одном уровне.