Тайна ворона

– Не говори глупости. Все это я сделала не ради тебя, а ради себя самой, – строго ответила она и прижалась щекой к его плечу. – Сихо столько раз слышала, что она слишком добрая, что она непоследовательная, и все равно всегда действовала ради себя самой и исходила из своей собственной логики. Просто эта логика необязательно совпадала с логикой других людей. Если благодаря ее поступкам кто-то становился счастливым, в этом она и видела свое счастье. Пусть даже другим она казалась глупой, пусть другие называли ее дурочкой, Сихо была довольна собой.

– Даже если она не сможет жить как простой человек?

– А что в этом плохого? – Тамаёри-химэ довольно улыбнулась. – Возможно, это не совпадает с обычным счастьем, но только Сихо знает, что сделает ее счастливой.

Она вдруг стерла с лица улыбку и заговорила, снова вернув себе лицо Сихо:

– Вполне возможно, бабушка, папа и мама будут грустить, потому что я лишена того, о чем они мечтали. Но мне это не принесло бы удовлетворения. Родители не поняли меня, пока были живы, но я-то знаю, что они искренне желали мне счастья. Поэтому, если мне удастся донести до них, что именно этого я и хочу, думаю, они поймут.

Лицо Сихо вдруг сморщилось, и она засмеялась.

– И кто тут добренький? Вот такая я капризная девица, неблагодарная дочь. А в то же время именно такая Сихо смогла стать Тамаёри-химэ. Послушай, Цубаки, я тебя люблю. Даже если мы останемся вдвоем, я хочу жить с тобой. Ради себя самой. И тогда я буду счастлива. А ты?

Она вопросительно посмотрела на затихшего Цубаки.

– Я тоже счастлив, если ты рядом.

– Именно.

– Спасибо, Сихо.

– Не за что.

Она погладила его по холодной спине и вдруг посмотрела в небо. Наверное, ему холодно. Пошел снег.

– Раз больше некому устраивать церемонию, значит, гора будет забыта вместе с поколением Сихо и Цубаки, – сказал он рассеянно.

Она посмотрела ему в лицо:

– Ты сожалеешь?

– Нет. – Он решительно покачал головой. – Все закончилось так, как должно было. Мы справились, пусть и не сразу. Теперь я понял. А раз я в конце концов смог встретиться с тобой, значит, все сделано правильно.

– Верно.

Цубаки поднял голову и, глядя на Арэяму, что величественно возвышалась среди белых облаков, пробормотал:

– И все-таки я виноват перед теми женщинами, перед воронами, перед обезьянами…

Ничего не говоря, Тамаёри-химэ тихонько пожала ему руку.

И вдруг хмурые небеса раскололись. В просвет между облаками прорвался луч света и окрасил неярким серебром туманную вершину.

– Что ж, пойдем.

– Пойдем. Вернемся на нашу гору.

Цубаки и Сихо взялись за руки и в сопровождении двух крупных зверей неспешно направились к тускло светящейся, словно жемчуг, горе.

Дева Тамаёри-химэ, резвясь в водах притока реки Исикава, узрела плывущую вниз по течению стрелу, окрашенную в алый цвет. И подобрала она эту стрелу, и положила ее к себе в постель, и оттого понесла в своем чреве и родила сына.

Когда ребенок подрос, его дед, бог Такэцуноми-но-микото, построил хижину невообразимой величины, вырезал в ней множество дверей, наполнил несметное число кувшинов саке и созвал богов на пир, который продолжался семь дней и семь ночей. Подозвал он мальчика и молвил ему: «Поднеси это саке тому, кого считаешь своим отцом». Взял мальчик чарку с саке, поднял ее к небу, словно в молитве, и, пробив крышу, отправился на небеса.

И получил он имя в честь своего деда – Камовакэ Икацути-но-микото.

Фрагмент фудоки из «Комментариев к „Анналам Японии“»