Ну а эпоха Михаила Федоровича и Филарета знаменовалась чрезвычайным культурным подъемом. Пережив Смуту, люди ощущали потребность осмыслить недавнее прошлое, запечатлеть как саму катастрофу, так и подвиг своих соплеменников, и донести до потомков. В этом русле появляется множество произведений: “Сказание” Авраамия Палицына, “Временник” Ивана Тимофеева, “Повесть известно сказуемо на память великомученика благоверного царевича Дмитрия” и “Повесть о некоем мнисе, како послася от Бога на царя Бориса” Семена Шаховского, “Повесть книга сея от прежних лет; о начале царствующего града Москвы” Ивана Катырева-Ростовского, “Повесть о Юлиании Осорьиной” Дружины Осорьина, “Повесть о победах Московского государства”, “Новая повесть о преславном царстве и великом государстве Московском” и т. п. При первом Тобольском архиепископе Киприане создается Сибирская летопись и “Повесть о покорении Сибири Ермаком”, в Соли Вычегодской появляется Строгановская летопись. Составлялись Новый летописец, Пискаревский летописец. Переписывались и украшались миниатюрами Троицкая, Ипатьевская летописи, “Четьи Минеи” — полное собрание житий святых в 12 томах (27 тыс. страниц).
Как уже отмечалось, всюду развернулось градостроительство, возводились великолепные дворцы и палаты — например, ставшие сейчас музеем палаты бояр Романовых. Строились храмы. И часто вместо погибших деревянных — каменные. Они становятся обычными даже в сельской местности. Не только для того, чтоб на века. В то время церкви играли и роль памятников — их строили в благодарность Богу за избавление от бедствий, за дарование побед. Для начала XVII в. был характерен “шатровый стиль”, где кровля повторяла форму “шатра”, обычную для деревянных церквей. Так строились храмы Вознесения в Коломенском, Св. Сергия Радонежского в Бусиново, Покрова в Медведково, Казанская церковь в Китай-городе и многие, многие другие. Их искусно украшали декоративными средствами, умело использовали игру объема, и возникало “дивное узорочье”, восхищавшее как современников, так и потомков. Появлялись и новые духовные центры. Жители Курска по обету, данному во время осады, построили монастырь Знамения Пресвятой Богородицы. Недалеко от Мологи, на р. Юге, куда пришел из Печорского монастыря схимник Дорофей, была основана Югская пустынь. На р. Песочне под Костромой на месте явления чудотворной иконы Богоматери возник Игрицкий монастырь. По грамоте великой старицы инокини Марфы под Шацком строился Вышенский монастырь.
Расцвело творчество иконописцев — в иконах для новых церквей и домов была огромная потребность. Расширяется центр в Соли Вычегодской, давший целое направление иконописи, известное как “Строгановская школа”. Возрождаются старые центры Ярославской, Новгородской, Псковской школ, Троице-Сергиева монастыря. И возникают новые — Палех, Холуй, где иконная и декоративная живопись приобретают яркие и самобытные народные формы. Среди новгородских мастеров появляются художники, работающие в стиле “фряжского письма” — старавшиеся приблизить иконописание к канонам западного искусства. И на Московском рынке возникает целый Иконный ряд. А по соседству — Книжный. То бишь спрос на интеллектуальную продукцию был значитальный. И если еще раз коснуться темы образования, то стоит вспомнить, что известные деятели второй половины XVII в., которых иностранцы признавали весьма просвещенными и высококультурными — боярин Морозов, Ордин-Нащокин, Алмаз Иванов, Артамон Матвеев, Василий Голицын учились и получали воспитание в эпоху Михаила Федоровича. И не за границей, а в России, от отечественных учителей.
В целом же о культурном “отставании” России можно говорить только с заведомо предвзятых позиций. Просто направления развития отличались от зарубежных. Голых красоток в нашей стране тогда не рисовали, но парадный портрет существовал. На Руси его называли “парсуной”, а поляки — картинами “сарматского типа”. Сохранились портреты Ивана Грозного, Федора Иоанновича, Годунова, Скопина-Шуйского, Пожарского, Филарета, инокини Марфы, Михаила Федоровича, Стрешнева, Грамотина — работы отечественных мастеров. Швырять миллионы на придворные балеты русские цари сочли бы безумием, но народный театр был. Уже говорилось о государевой Потешной палате, мистериях “пещного действа”, святочных, масленичных, купальских инсценировках, кукольниках с небезызвестным Петрушкой, скоморохах. Их представления любила и высшая знать, сами скоморохи называли себя “людьми Пожарского да Шуйского” — в вотчинах которых всегда находили радушный прием.