Король распространил воззвание, будто он, узнав о бедствиях соседей, пришел, как благодетель — остановить междоусобицы, водворить мир и спокойствие. Если же вы, мол, отвергнете братскую помощь, то “предадите жен ваших, детей и свои дома на опустошение войску нашему”. Смоляне сдаваться отказались. 25 сентября поляки устроили штурм, решив ночью подорвать петардами Копытинские и Авраамиевские ворота. Осажденные своевременно предприняли меры — перед воротами были установлены срубы, наполненные землей, и между стеной и срубом оставался узкий промежуток, где к воротам приходилось идти гуськом, по одному. Когда прогремели взрывы, и атакующие, теснясь, полезли в эти проходы, русские их встретили, побили и выгнали. Последующие два дня враг снова лез в безрезультатные атаки, а отбив их, защитники вообще наглухо завалили ворота землей и камнями.
Пришлось начинать осаду. Хотя у короля были только легкие пушки, и в перестрелках осажденные брали верх, их ядра долетали до батарей и лагерей поляков. Жолкевский предлагал оставить отряд для блокады и идти на Москву. Но отступить король считал позором для себя. Оставлять крепость в тылу казалось опасным, и уж больно соблазнительной добычей она выглядела. Число воинов Сигизмунда увеличилось, к нему пришло 10 тыс. запорожцев. Потом на его сторону перекинулся атаман Наливайко. За бесчинства на Владимирщине на него гневался Лжедмитрий и тушинские бояре, и он ушел к королю. А потом нахлынуло до 30 тыс. запорожцев под командой Олевченко. Тут уж число чересчур большое, речь явно шла об украинской вольнице, понадеявшейся на поживу. Эти 30 тыс. в осаде почти не участвовали, но затопили бандами западные русские уезды, перекрыв все дороги и создав тем самым внешнее кольцо окружения Смоленска.
А вот от панов, служивших “вору”, Сигизмунд помощи не дождался. Наоборот, они собрали “рыцарское коло”, возмутившееся, что король пришел “на готовенькое”. Делиться гипотетическими сокровищами они не собирались и направили монарху гневную петицию, мол, если кто-то “станет препятствовать нам получить свои выгоды в московской земле, то мы уже не будем уважать в таком враге ни отечества, ни государя, ни брата”. Тушинцы еще делали попытки овладеть Москвой. Пробовали ужесточить блокаду и вызвать голод, но атаман Сальков, орудовавший на владимирской и коломенской дорогах, был разгромлен Пожарским. Переманив на свою сторону отряд служилых казаков, тушинцы захватили подмосковное Красное село. Однако дальнейшего развития успех не получил — пришлось сжечь село и отступить. Заслали диверсантов, которые подожгли внешнюю стену укреплений — Деревянный город. Выгорело 40 сажен, но остальное москвичи потушили, быстро заделав дыру.
Сапежинцы на Троице-Сергиев монастырь больше не нападали, хотя пробовали пойти на хитрость. Зная о малочисленности защитников и начавшемся у них голоде, выпустили поблизости большое стадо скота. Чтобы выманить гарнизон на вылазку и перебить. Осажденные перехитрили. Долгое время делали вид, что приманкой не интересуются, а когда усыпили бдительность поляков, вдруг выскочили и захватили стадо, надолго обеспечив себя продовольствием.
Ну а Скопин после победы под Калязиным наступление приостановил. В разоренном Подмосковье армию было бы трудно снабжать. А тушинцы расставили отряды в Переяславле, Ростове, Александровской слободе, Дмитрове, Суздале, и при походе к столице войско попало бы в блокаду вместе с москвичами. Был принят другой план — продолжать собирать части вне Москвы, постепенно теснить врага и очищать от него окрестности столицы. Высланные воеводой отряды Головина и Валуева внезапной ночной атакой взяли Переяславль. В результате полк Лисовского в Ростове очутился в полуокружении и отступил в Суздаль. Скопин и царь рассылали по городам письма, собирая ратников, продовольствие, деньги. Прибывающих ополченцев обучали шведы.
В условиях вмешательства Польши союз с ними приобрел новое значение. Активизировалась переписка с Делагарди. Ценой больших усилий ему все же собрали часть жалования деньгами, мехами, тканями. Но его разложившиеся наемники были ни на что больше не годны. Делагарди распустил большинство из них (точнее, сами ушли), с ним осталось лишь 2 тыс. Выборгский договор нарушили уже обе стороны. Русские не могли своевременно платить огромное жалование, а шведы не участвовали в боях 5-тысячной армией, так что Карела могла им улыбнуться. Карл IX нажал на Делагарди, тот спешно выступил с наличными ротами к Скопину, а генерала Горна послал набирать новых наемников.