Куда успешнее были контакты послов с “тушинскими боярами”. Филарет Романов, Дмитрий Трубецкой, Михаил Салтыков, Рубец-Мосальский, дьяк Грамотин и другие Шуйского не особо любили, но и “царика” презирали. И после переговоров сочли, что возможен компромиссный вариант, который мог бы и русскую Смуту замирить, и Польшу удовлетворить: пригласить на царствование королевича Владислава. Но о подчинении России полякам речь отнюдь не шла. Были выработаны предварительные условия, 18 пунктов, по которым королевич должен быть крещен в православие (так же, как Сигизмунд перешел в католичество при избрании на польский трон), оговаривалась территориальная целостность страны, незыблемость Православной Церкви, запрет строить в России костелы и пускать жидов, вводить унию — “чтобы учители римской и люторской веры не учинили разорвания в церкви”, править новый царь должен был “по старине”, а если понадобится изменить русские законы, то делать это лишь после совета с Думой на Земском Соборе — “и то вольно будет боярам и всей земле”.
С этими пунктами посольство во главе с Салтыковым и Андроновым поехало под Смоленск. Где дела у короля шли неважно. Легкие пушки не могли сокрушить стен крепости. Поляки стали вести минную войну. Но талантливый архитектор Федор Конь при строительстве это предусмотрел. Под стеной имелись галереи-“послухи” с особой аккустикой, позволяющие определить, где роются подкопы. 16 января смоляне встречным ходом докопались до минной галереи, втащили под землю пушку и расстреляли картечью вражеских саперов, а подкоп начинили порохом и обрушили. 27 января прорылись до второй мины, снова применили пушку, но зарядили ее ядром “со смрадом” — серой и другими дымовыми веществами. Выкурили противника и подорвали галерею. Третью взорвали 14 февраля, похоронив саперов и французских инженеров. Из-за этих неудач послы “бояр” встретили самый ласковый прием. Польские сенаторы поспорили лишь по нескольким пунктам — вроде разрешения построить в Москве хотя бы один костел. Насчет крещения королевича в православие отвечали уклончиво, хотя в целом сочли, что эти статьи могут стать “предварительным” договором. Дескать, потом их должен будет утвердить сейм. Чего сейм, конечно, не сделал бы — зато пока договор вполне годился для агитации русских за короля.
Скопин продолжал одерживать успехи. Куракин и Лыков обложили Сапегу в Дмитрове. Штурмовать его было трудно, но стрелки на лыжах вертелись у стен, сбивая защитников.
Выманивали польскую конницу, она вязла в снегу, а лыжники поражали ее и убегали под прикрытие леса. Марина сама носилась по стенам, вдохновляя осажденных, однако настроение у них становилось все более кислым. Наконец, Сапега сжег Дмитров, бросил тяжелые пушки и ушел к Волоколамску, а “царица” его предложение вернуться в Польшу отвергла и в мужской одежде с отрядом из 300 казаков отправилась к Лжедмитрию в Калугу. Отряд Валуева взял Можайск. А главные силы русской армии приближались к столице. Уже не думая о сопротивлении, тушинский гетман Ружинский 6 марта 1610 г. объявил — кому куда угодно, пусть туда и идет, и зажег лагерь. Хлынули кто к Лжедмитрию, кто к Шуйскому, каяться, кто к границам. 12 марта Скопин-Шуйский вступил в Москву, встреченный как национальный герой.
Тушинцы и сапежинцы собрались под Волоколамском, где окончательно переругались, на сходке передрались, Ружинский получил травму и умер. И силы разделились. Одни безоговорочно ушли служить королю — Заруцкий с 3 тыс. казаков, касимовский царь Ураз-Мухаммед, часть поляков. Сапега предпочел союз с Лжедмитрием. А часть во главе со Зборовским продолжила торговаться с королем из-за жалования. Хотя требования снизила до 100 тыс. злотых и просила выплатить их наличными или дать ассекурацию (по польским законам это означало, что недополучившие жалование, имеют право сами собрать его в королевских имениях — примерно так же, как в России, грабежом). У Сигизмунда ни денег, ни желания выдавать ассекурации не было, и торг затянулся.
Но хотя Смоленск отбивался, поляки одерживали победы в других местах. Запорожцы атамана Искорки взяли и сожгли Стародуб, отряд Запорского овладел Почепом — 4 тыс горожан были перебиты. Киевский подкоморий Горностай захватил Чернигов, полностью разграбив. Сигизмунд выразил неудовольствие, ведь эти города и их население должны были отойти к Польше. Поэтому с Новгородом-Северским обошлись мягче, горожане сдались на условиях “смоленских статей” о призвании Владислава. Гонсевский измором взял Белую.