Тайна взорванного монастыря

Гришка встал, руки поднял на всякий случай, показывая, что идет смирненько и ничего выкидывать не намерен, и аккуратно вышел из парной. Бандит чуть посторонился, его пропуская - ну, так посторонился, чтобы Гришка никак не смог прыгнуть на него и вышибить пистолет - и, когда Гришка вышел, опять дверь захлопнул. И мы с отцом остались вдвоем.

Я ещё поплакал немного, а отец успокаивал меня и похлопывал по плечу. Потом я вытер слезы кулаками и спросил:

- Папа, что мы теперь будем делать?

- Ждать, - ответил отец. - И не только ждать.

- То есть? - как я ни был перепуган, но мне стало интересно.

- Для начала, печку затопим, - сказал отец. - Чтобы не дать дуба от холода, пока Гришка вернется.

- И все? - я был несколько разочарован. Мне казалось, отец сразу придумает что-нибудь такое, этакое...

- Нет, не все, - отец улыбнулся. - Но остальное - потом.

Возле печки-каменки в парной всегда имелся запас березовых полешек, и отец быстро раскочегарил печь. Пламя так и загудело, так и понеслось в большую железную трубу. Отец оставил дверцу печки чуть приоткрытой, и мне было видно, как жаркий огонь весело там отплясывает, пожирая поленья, и от приоткрытой дверцы сразу потянуло жаром, и буквально через пять минут я почувствовал, как быстро и здоровски начинает прогреваться осиновая обшивка, которая потом ещё долго будет тепло держать, и сразу так уютно стало, так хорошо, и сразу мне стало вериться, что ничего плохого с нами не случится, и этого козла мы тоже одолеем, Гришка обязательно придумает, как его сделать, а уж отец ему все кости переломает, когда до него доберется.

- Ну? - спросил отец. - Оттаиваешь помаленьку?

- Угу, - кивнул я. Такая вдруг волна пошла, что я не мог ни рукой, ни ногой пошевелить.

- Оттаивай, оттаивай, - сказал отец. - Силы тебе ещё понадобятся, домой не скоро доберемся.

Он так уверенно говорил про возвращение домой, что мне стало совсем спокойно.

А тут бандит в дверь стукнул и крикнул:

- Эй, вы что там делаете?

- Согреваемся, чтобы в сосульки не превратиться, - ответил отец. - Это ведь можно?

Бандит буркнул что-то, и, похоже, отошел. Не стал орать, чтобы печку загасили. Да ему и самому, небось, не интересно было, чтобы мы окоченели, ведь он нас обменять собирался на всякие важные для него штуковины.

- А теперь, - сказал отец, опять подсаживаясь ко мне, - рассказывай, как у вас с Гришкой было дело.

И я стал рассказывать, от и до. Отец слушал, не перебивал, только иногда головой покачивал.

- Да уж, - сказал он, когда я закончил. - Что называется, "свинья грязи сыщет", - отец часто поговорками объясняется, то, так сказать, нормальными, то смешными, которые мы делаем из нормальных, "Под лежачий камень гром не грянет", например (это у нас называется "игрой в перевертыши", и иногда мы целыми вечерами веселимся). - И почему ты не остался? Ведь было ясно, что Гришка сунется туда, где тебе делать нечего!

- Вот потому и не остался! - сказал я. - Позволю я дурить себя, как маленького!

Отец поглядел на меня.

- М-да. Думаю, если б Гришка так не спешил, он бы обязательно одеяло откинул и понял, какой подвох ты ему готовишь. Но видик у тебя, однако, в этой Гришкиной амуниции!.. Прямо...

- Чучело гороховое, - подсказал я.

- Приблизительно, - отец прищурился. - Но скорей уж, смоляное чучелко. Ты и прилипчив, как оно. Вон, как к Гришке прилип!.. А теперь запомни как следует. Многое из того, что ты узнал от Гришки, нельзя рассказывать никому. Понял, никому! И про этого... Пельменя... и про то, что ты насчет распятия слышал...

- Совсем никому? - спросил я. - Даже Борьке?

- Ну, Борьке можно, - согласился отец. - Но при этом предупреди его, чтобы он держал язык за зубами.

- Так что же можно рассказывать - в смысле, милиции и прочим? спросил я.

- Да лучше ничего, - ответил отец. - Вы с Гришкой играли в поход - и вдруг, когда вы добрались до валунов, он занервничал и помчался назад. По пути ты подслушал его разговор с Алексеем Николаевичем, что тебя лучше забрать, потому что назревает нечто опасное. Что именно - ты не понял. Но ты обиделся на Гришку, да и любопытно было узнать, что же происходит, вот ты и забрался в багажник, и сидел там, пока тебя не обнаружили. Вот и все. Понял?

- Понял... - сказал я.

- Отлично. А теперь вытягивай ноги на лавке и отдохни. Нам ещё какое-то время придется подождать.

Я думал, что мне глаз не сомкнуть, от страху и после всех волнений, а оказалось, я очень даже могу уснуть, возле каменки отогревшись, и вообще. Я хочу сказать, отец так спокойно говорил о том, что будет после, что я как-то совсем успокоился. Ну, раз он мне что-то запрещал рассказывать милиции, а что-то разрешал рассказывать Борьке, то, значит, он был уверен на все сто, что и с Борькой, и с милицией мы очень скоро увидимся, так ведь получается? Ну, и ко мне эта уверенность перешла, и так она меня согрела, не хуже тепла, которым обшивка бани пыхала, что я уснул без задних ног, и хоть пушками надо мной стреляй - я бы все равно не проснулся. Вот как бывает, оказывается!