Тайна за семью печатями

В дальнем конце огорода, почти у стены дома, такого же тёмного, как и забор, Альма увидела пожилую женщину, склонившуюся над грядкой. Ловкими, почти неуловимыми движениями рук та выпалывала сорняки. В первое мгновение овчарка даже подумала, что снова переместилась во времени и нет никакой войны. Однако затем она расслышала, как женщина тихо причитает на каком-то мягком, певучем наречии: «Ах ты мой божечка, вось бяда!», а сама всё дёргает и дёргает только ей видимую траву. «Наверное, пытается успокоить нервы через наведение порядка, моя хозяйка тоже так делает», — решила Альма.

Она негромко заскулила, чтобы привлечь внимание и в то же время не напугать женщину видом незнакомой собаки. Та обернулась, потом с тяжёлым вздохом поднялась и подошла к изгороди.

— I што ты скуголiш? Чаго табе трэба? (И что ты скулишь? Чего тебе нужно? — белорус. — здесь и далее перевод автора) — голос селянки звучал сердечно. — Вашых ўсіх вывозяць адсюль далей (Ваших всех вывозят подальше отсюда), — добавила она, разглядев на шее Альмы кожаный ошейник. — Цi ты з мяжы? Вось бяда (Или ты с границы? Вот беда), — горько вздохнула она.

Альма не поняла ни словечка и, не спуская глаз с женщины, продолжала призывно поскуливать.

— Вось бяда, — повторила селянка, вспомнив, как ранним утром над полем кружил самолёт и раздавались пулемётные очереди. Наверное, стреляли по циркачам, которые выступали вчера на площади, а ночевать остались в палатке на поле. Пойти и проверить, что с ними случилось, ни она, ни кто-нибудь из соседей не решился, всё утро просидели по подвалам, хотя их село не бомбили, как то, возле которого находился аэродром и где квартировали лётчики. Потом, несмотря на сильный страх (было слышно, как идёт бой на границе, да и самолёты всё летели и летели нескончаемым строем, наполняя воздух жутким гулом), пришлось выйти: успокоить и подоить коровушку — единственную живность в её одиноком вдовьем хозяйстве, не считая пса Полкана, но тот забился в будку и к миске не притронулся…

— Пачакайце! (Подожди!) — коротко бросила она овчарке. Увидев, что всё ещё держит в руке траву, отбросила пучок в сторону и поспешила к дому…

Глава 15. Снова неизвестность

«Пачакайце, пачакайце…» — пока Альма пыталась разгадать смысл таинственной команды, женщина вернулась, неся в руках кувшин. «Сыщица» тут же определила, что внутри молоко. Для собаки или кота это было бы хорошим лекарством, может, и для человека сойдёт…

— Якія прыгожыя (Какие красивые), — проговорила женщина, увидев рядом с раненым белоснежных пуделей и окончательно утвердившись в мысли, что в бурьяне лежит цирковой артист. Юв и Гал по одобрительному тону селянки догадались, что их похвалили. И исподтишка посмотрели на Альфа и Рола — не обиделись ли лохматые приятели, что им не досталось комплиментов.

Чудодейственный запах тёплого парного молока, горячие языки Юва и Гала на лице и беспрестанные причитания пожилой женщины заставили раненого очнуться и тут же громко застонать.

— Пацярпі, пацярпі, мілок, — ласково обратилась к нему селянка, — выпі вось малачка (Потерпи, потерпи, милок. Выпей вот молочка). — Она поднесла кувшин к губам мужчины, и тот сделал пару судорожных глотков. Молоко потекло по его подбородку и шее, заливая ворот рубашки, и Альма невольно сглотнула, сожалея о том, что пропадёт столько полезной вкуснятины. Впрочем, цирковые не позволили этому случиться, наперебой принявшись слизывать сладкие потёки, а заодно и окончательно приводить «дядю Вольдемара» в чувство.

— А цяпер давай паспрабуем ўстаць (А теперь давай попробуем встать). — Женщина отставила кувшин в сторону.

Раненый попытался сесть, опираясь на протянутую ему руку, но боль, видимо, оказалась нестерпимой, и он снова бессильно опустился на траву.

— Вось бяда, — вздохнула селянка. — Паклікаць бы каго ў дапамогу, ды ўсё пахаваліся (Вот беда. Позвать бы кого на подмогу, да все попрятались).

Альма опять не поняла сказанного, но сообразила, что одной женщине, к тому же пожилой, не справиться. «Сыщица» ухватила раненого за край штанины на здоровой ноге и сделала вид, что собирается его тащить.

— Прынясу покрыва (Принесу покрывало), — согласно покивала головой селянка и поспешила назад, прихватив кувшин. По булькнувшему внутри содержимому Альма и цирковые догадались, что молока осталось не меньше половины. Они проводили кувшин грустными взглядами, а их голодные желудки обиженно заурчали.

Из дома женщина принесла расшитую красными узорами плотную ткань. Расстелив её рядом с раненым, она помогла тому повернуться сначала на бок, а затем лечь лицом вниз на покрывало. Кусая губы, чтобы не кричать от боли, мужчина выполнил этот нехитрый манёвр и затих.