Тайна за семью печатями

– Добрый вечер, леди и джентльмены. Приветствую вас на импрессионистском аукционе «Сотби». Лот номер один, – объявил он, посмотрев влево, дабы убедиться, что служащий поставил нужную картину на мольберт. – Очаровательная пастель Дега, изображающая двух балерин на репетиции в Трокадеро. Открываю торги с пяти тысяч фунтов стерлингов. Шесть тысяч. Семь тысяч. Восемь тысяч…

Сэр Алан с интересом наблюдал, как большинство ранних лотов превышают свои стартовые цены. Сегодняшняя «Таймс» была права: появилось новое поколение коллекционеров, сколотивших с начала войны целые состояния и желавших показать всем, что они вкладывают деньги в искусство.

Они явились во время двенадцатого лота – дон Педро Мартинес в сопровождении двух молодых людей. Сэр Алан узнал младшего сына Мартинеса, Бруно, вторым же, по его предположению, был Себастьян Клифтон. Значит, Мартинес не сомневается, что деньги по-прежнему внутри скульптуры.

Дилеры и владельцы галерей принялись обсуждать между собой, что Мартинеса, скорее всего, интересует лот 28 – «Уголок в саду госпиталя Сент-Поль в Сен-Реми» Ван Гога или лот 29 – «Мыслитель» Родена.

Сэр Алан всегда считал себя человеком, способным в стрессовой ситуации действовать спокойно и собранно. Но в тот момент он почувствовал, как все сильнее колотится сердце по мере приближения двадцать девятого лота. Когда торги открылись с предложения восьмидесяти тысяч фунтов за «Уголок в саду» и удар молотка возвестил об окончании торга на сумме сто сорок тысяч фунтов, рекордной за Ван Гога, он вытянул платок и промокнул лоб.

Сэр Алан перевернул страничку каталога, чтобы взглянуть на шедевр, которым всегда восхищался, но в борьбе за который, по иронии судьбы, он все еще надеялся проиграть.

– Лот двадцать девять, Огюст Роден «Мыслитель», – объявил мистер Уилсон. – Если вы заглянете в свой каталог, то узнаете, что это прижизненная отливка, выполненная Алексисом Рудьером. Работа выставлена при входе в аукционный зал. – (Несколько голов повернулось в сторону входа в зал, чтобы полюбоваться массивной бронзовой скульптурой.) – К этому шедевру проявлен значительный интерес, так что я открою торги с сорока тысяч фунтов стерлингов. Благодарю вас, сэр, – сказал аукционер, показывая на джентльмена, сидевшего прямо перед ним в центральном проходе.

Еще несколько голов повернулось, на этот раз в надежде определить, кто этот покупатель.

Сэр Алан ответил легким, едва заметным кивком.

– Пятьдесят тысяч, – объявил аукционер, возвращая внимание человеку в центральном проходе, вновь поднявшему руку. – Шестьдесят.

Больше не глядя в сторону сэра Алана, мистер Уилсон получил такой же легкий кивок, повернулся к человеку в центральном проходе и предложил восемьдесят тысяч. Но ответом ему был хмурый, разочарованный взгляд, после чего клиент уверенно покачал головой.

– Итак, семьдесят тысяч фунтов. – Он вновь посмотрел на сэра Алана, который ощутил, как в душу вползает сомнение. Но затем мистер Уилсон посмотрел налево и сказал: – Восемьдесят тысяч. Я получил ставку по телефону в восемьдесят тысяч. – Он тотчас переключил внимание на сэра Алана. – Девяносто тысяч? – вкрадчиво поинтересовался он.

Сэр Алан кивнул.

Уилсон обернулся на стол с телефонами – через несколько секунд там поднялась рука.

– Сто тысяч. Сто десять тысяч? – Он еще раз посмотрел на сэра Алана и послал ему лучшую свою улыбку Чеширского кота.

Рискнуть? Впервые в жизни секретарь кабинета министров пошел на риск. Он кивнул.

– Итак, сто десять тысяч фунтов, – объявил Уилсон, глядя прямо на сотрудника «Сотби», который держал у уха телефонную трубку и ждал его инструкций.

Мартинес обернулся посмотреть, знает ли он кого-либо из соперников.

Какое-то время шел телефонный разговор шепотом. Сэр Алан с каждой секундой нервничал все больше. Он старался не придавать значения мысли о том, что Мартинес перехитрил его и каким-то образом умудрился переправить в страну восемь миллионов фунтов за то время, пока в САС сжигали фальшивки. Двадцать секунд для него растянулись на целый час. И затем вдруг человек у телефона поднял руку.

– Ставка по телефону: сто двадцать тысяч фунтов, – сказал Уилсон, стараясь сдержать триумфальные нотки в голосе. Он вновь переключил внимание на сэра Алана, в лице которого не дрогнул ни один мускул. – Итак, сто двадцать тысяч фунтов по телефону, – повторил он. – Я отпускаю шедевр за сто двадцать тысяч фунтов, это ваш последний шанс, – сообщил он, глядя прямо на сэра Алана.

Но секретарь кабинета министров вернулся к своей более привычной роли мандарина: его лицо оставалось бесстрастным.

– Продано за сто двадцать тысяч фунтов, – объявил Уилсон, опустив молоток с улыбкой, адресованной, вероятно, невидимому телефонному участнику торгов.

Сэр Алан облегченно вздохнул и с удовлетворением отметил самодовольную улыбку на лице Мартинеса. Аргентинец поверил, будто перекупил собственную статую, хранившую восемь миллионов фунтов, всего за сто двадцать тысяч. И завтра, вне сомнений, он планирует обменять старые лампы на новые[65].