И всей пятерки одна только Ика в ту ночь спала как сурок. По-видимому, решающее влияние тут оказала наследственность: Икина мать, по утверждению отца, способна была уснуть даже на винте вертолета или под аккомпанемент десяти тысяч «битлов».
Что касается остальных, то Влодек впервые в жизни не мог заснуть и долго размышлял о таких свойствах женской натуры, как ум и бесчувственность. Даже Пацулка, решая важный проблемы, связанные с появлением Толстого, целых восемь минут страдал бессонницей.
Больше всех, конечно, мучился Брошек. Минуты ползли, становясь все более длинными, все более пустыми, все более темными, а сон не приходил. Влодек и Пацулка давно уже мерно посапывали, когда Брошека, пребывавшего где-то на границе сна и яви, вдруг осенило.
Он сел в постели. Кругом царила тишина. Тишина дождливой ночи, нарушаемая только громким биением его собственного сердца.
— Да, — шепнул себе Брошек. — Об этом мы не подумали.
Он бесшумно встал и оделся. Легким прикосновением руки разбудил Пацулку. Пацулка просыпался так же, как засыпал, — тихо и мгновенно. В темноте засверкали его широко раскрытые умные глаза.
— Пацулка, — прошептал Брошек, — а что, если Толстый — наборщик или у него в типографии есть приятели… Ведь кое-что можно узнать задолго до выхода газеты! Не исключено, что он уже что-нибудь пронюхал. Я смотаюсь в часовню. А ты выйди на веранду и в случае чего понимай тревогу.
— Ну, — шепнул Пацулка.
Брошек бесшумно скрылся во тьме. Добравшись до часовни, он с облегчением перевел дух. Короткая вспышка фонарика осветила Зевса и Геру, преспокойно стоявших на деревянных постаментах.
Потом — так же бесшумно — он приложил ухо к стене сарая. И усмехнулся. Доносившаяся изнутри музыка позволяла отмести всякие подозрения. Она была похожа на монотонную колыбельную: басовитый протяжный храп перемежался тоненьким свистом.
«Отлично», — подумал Брошек.
Верный Пацулка терпеливо ждал на веранде. Брошек, собственно говоря, впервые подумал, что Пацулка не только мудрец, но и надежный друг. От неподвижной кругленькой фигурки веяло истинным духом товарищества. «Я тут, можешь положиться на меня, как на каменную гору», — казалось, говорила она.
— Все в порядке, — тихо сказал Брошек. — Толстый храпит. Можно ложиться спать. Спасибо тебе.
— Э, — тепло шепнул Пацулка.
Через три минуты оба спали крепким сном.
СРЕДА: МОРОСЬ
— Есть! — воскликнул Влодек.
— Есть! — крикнула Ика.
— Тихо! — яростно прошипел Брошек. — Может, мы еще исполним военный индейский танец и оповестим всех, что выходим на тропу войны?
— О, о! — решительно поддержал его Пацулка.
Все немедленно стали озираться по сторонам. Однако тревога Брошека, кажется, была напрасной.
На маленькой площади, где стояли почта и оба киоска, было мокро, холодно и пусто. На почте, видимо, готовились к первой фазе второго завтрака. Ларек со сладостями — к неудовольствию Пацулки — был закрыт, о чем оповещала записка, на которой вкривь и вкось было выведено: «Уехала за товаром». А продавщица из газетного киоска, выдав ребятам затребованные газеты, тут же погрузилась в чтение одного из томов «Библиотеки зарубежного романа», а это означало, что теперь ее можно спокойно перенести на середину моста и скинуть в реку, и она бы только пробормотала: «Сейчас, сейчас…»
Единственным живым и находящимся в полном сознании существом вблизи склонившихся над газетой ребят был давнишний обитатель почты — флегматичный пятнистый кот. Он сидел на окне и немигающими голубыми глазами глядел на дождь, лужи и отражающиеся в них тучи.
— Кошки, что ли, испугался? — язвительно спросил Влодек.
— Первое условие успеха, — важно произнес Брошек, — полнейшее соблюдение тайны. Чего кривишь рожу? — резко добавил он. — В понедельник, позавчера… нет, даже еще вчера кто-то что-то говорил насчет сопляков, которых обдурил щенок.
— О, — подтвердил Пацулка.
— А сегодня среда. И что?! — воскликнул Брошек, торжествующе тыча пальцем в газетную полосу, на которой красовалась заметка в тридцать строк с кратким, но весьма интригующим названием, снабженным восклицательным знаком: «НЕОБЫЧАЙНОЕ ОТКРЫТИЕ!»
— Кончайте цапаться, — сказала Ика.
— Пошли скорее домой, — вдруг заторопился Влодек. — Нехорошо так надолго оставлять Катажину одну.
Ика бросила на него косой взгляд: «Только сейчас ты о ней вспомнил?»
Но еще больше она была сердита на Брошека, который пренебрег ее предложением своих услуг и назначил на первое дежурство у часовни Катажину.
Итак, хотя появление заметки сразу в двух газетах должно было всех воодушевить, домой друзья возвращались в дурном настроении, злясь на самих себя и друг на друга.
Пацулка утратил присущее ему безмятежное спокойствие при виде записки «Уехала за товаром». Ика сердилась на Влодека, на Брошека, а также на себя, поскольку не сумела скрыть ревности и обиды. И, наконец, Влодек мысленно корил себя, что только сейчас начал беспокоиться о Катажине.
Один Брошек, хотя и дулся на Ику, испытывал душевный подъем, если не сказать, что был счастлив.