Тайна заброшенной часовни

— А я, — заявил погруженный в свои мысли отец, — всем орхидеям предпочитаю яичницу с колбасой.

— Приятно слышать, — ответила мать. — Ну, а кто что загадал?

— Я, — сказала Ика, — загадала, чтобы в воскресенье было солнце.

— И я! — воскликнул Брошек.

— И я, и я! — хором сказали Катажина и Влодек.

Икина мама расхохоталась.

— Признаться, я тоже загадала, чтобы в воскресенье наконец появилось солнце.

— Появится, появится, — сказал отец. — Но я был бы очень рад, если б в воскресенье к обеду была такая же яичница. Объедение!

— У! — подтвердил Пацулка.

— Я даже готов в воскресенье отказаться от Пацулки, — закончил отец.

— О, — обрадовался Пацулка.

Потом отец рассказал (как и следовало ожидать) анекдот про голубой фонарик и даже не заметил, что никто не засмеялся.

Так прошел обед, который закончился в четырнадцать часов сорок одну минуту.

Девятнадцать минут спустя на дежурство на веранде заступил Брошек. Влодеку было предложено отправиться на кухню и вымыть посуду. А поскольку пора было наконец разобраться в истории с фонариком, остальным — то есть Ике, Катажине и Пацулке — поручили сходить на другой берег, дабы, под предлогом знакомства со спаниелем панны Эвиты, собрать дополнительную информацию. Такое разделение труда, естественно, испортило Влодеку настроение, и он довольно некрасиво выругался — правда, по-английски. Однако мгновенно прикусил язык, стоило Ике вежливо осведомиться, из-за чего он злится: в связи с предстоящим мытьем посуды или невозможностью пообщаться с панной Шпрот.

— Насколько мне известно, Влодеку нравятся блондинки, — вскользь заметила Ика.

— При условии, что они не говорят голосом утенка Дональда, — заявил Влодек. — Кроме того, — добавил он с яростью, оттирая песком сковороду, на которой жарились бифштексы, — мне нравятся не блондинки, а блондинка.

— Ох, Влодечек, — беззвучно прошептала Катажина.

Услышал ее один Пацулка, который раздраженно пожал плечами и подумал, что атмосфера в доме порой становится невыносимой.

— И вообще… sorry… попрошу мне не мешать, — оборвал дискуссию о блондинках Влодек.

И его оставили наедине с посудой.

Только Пацулка на минутку задержался в кухне. Он пришел к заключению, что яичница хоть и удалась на славу, но была не очень сытной. И поэтому — на всякий случай — решил захватить с собой небольшой запас вареных бобов. Немного, каких-нибудь двести пятьдесят граммов.

Таким образом, Влодек остался в кухне, Брошек на веранде погрузился в чтение юморесок Марка Твена, а Ика, Катажина и Пацулка направились к мосту. Предварительно девочки некоторое время провели перед зеркалом. Ика сменила серый свитер на голубую куртку, а «конский хвост» искусно закрутила высоко на макушке. Катажина тоже несколько видоизменила свой наряд и прическу: поэтому, когда они уходили, Брошек спросил вдогонку, не собираются ли они пригласить пана Адольфа на кружку пива.

Пацулка посинел от приступа беззвучного смеха, а девочки, разумеется, обиделись и, задрав носы, гордо удалились. Выглядели они и вправду потрясающе, о чем Брошек им сообщать не стал. Просто проводил обеих — особенно одну — долгим взглядом. Так же — хотя и не совсем так — поступил высунувшийся из окна кухни Влодек. Самым же смешным было то, что девочки, не оборачиваясь, эти взгляды почувствовали.

Наконец Влодеку удалось вычистить сковородку, а Брошек начал читать «Путешествие капитана Стромфилда на небо». Пока душа капитана Стромфилда состязалась с космическим кораблем, движущимся в противоположную сторону, девочки и Пацулка входили во двор дома, крытого красной черепицей.

Там с утра почти ничего не изменилось. Из-под машины торчали ноги пана Адольфа; панна Эвита сидела на терраске, осыпая ласками золотисто-шелкового щенка, которому эти ласки, похоже, осточертели, и он явно предпочел бы вздремнуть; пана Краличек нигде не было видно, а его супруга, напевая (приятным голосом) песенку с многозначительным названием «Не для меня вереница автомобилей», сидела у окна и разглядывала иллюстрированный журнал.

Девочки вежливо поздоровались и, охая и ахая от восторга, бросились к спаниельчику. Собачка заметно оживилась. Даже Пацулка не удержался от умиленной улыбки. Когда же он поднял глаза на сияющее лицо панны Эвиты, едва заметная улыбочка превратилась в восхищенную улыбку от уха до уха.

Ика, заметив это, поджала губы и ущипнула Пацулку повыше локтя, но он даже не вздрогнул.

— И ты туда же? — злобно прошипела Ика.

— Э-э-э-э-э-эх! — мечтательно вздохнул Пацулка.

Однако тут же потерял интерес к собаке, панне Шпрот и девочкам и потопал к машине. Сунул голову под открытый капот и надолго застыл в этой позе. Потом вытащил голову и с глуповатой улыбкой присел на корточки у ног пана Адольфа.

А девочки между тем щебетали, расхваливая щенка, восхищаясь его мордочкой, лапками, хвостиком, шерстью, глазками и т. д. и т. п., — точь-в-точь две старые тетки над кроваткой только что родившегося младенца.

— Ах, какое чудо! Какая прелесть! — трещали они наперебой. — Ах, какой умненький! Какой красивый! Какой шустрый! Как его зовут?