Тайна заколдованной крипты

— Боюсь, дорогая, — обратился я к девочке, хотя и знал, что она меня не слышит, — нам конец. Не скажу, что мне это безразлично — у меня обостренный инстинкт самосохранения, или, лучше сказать, я непонятно с чего болезненно дорожу своей шкурой, хотя для такого подонка, как я, вполне естественно окончить свои дни в подобной архитектонической аллегории собственного жизненного пути. Но мне очень жаль, что той же участи подвергнешься и ты без всяких к тому оснований. Таков удел некоторых людей, как верно заметил недавно твой отец, и мне не дано изменить законы природы. Есть птички, существующие лишь для того, чтобы опылять цветы, а потом цветы поедают другие животные — и дают молоко. И есть люди, которые, задумываясь над описанной выше цепочкой, делают научные выводы. Возможно, они правы, не знаю. Я же, бедолага, всякий раз пытаюсь пойти собственным путем, не догадываясь, что, возможно, являюсь малым винтиком громадного механизма, и уж тем более не подозревая, каким именно винтиком. Такие вот дела, детка. Ну да хватит философствовать. Философия ни к чему хорошему не приводит.

Эта грустная речь, итог моих скитаний по миру, не помешала мне почувствовать, что воздух стал более разреженным и пыльным и что откуда-то из глубин коридора, по которому мы двигались, доносится, усиливаясь, запах не то бриллиантина, не то лосьона после бритья. Я подумал, что надо быть начеку, что впереди наверняка засада, и вынул из сумки молоток, которым запасся на случай, если придется защищаться. Чтобы достать его, мне пришлось выпустить руку девочки, а когда я снова хотел взять ее, то ухватил лишь пустоту. Мимоходом замечу, что пистолет в той ситуации был бы намного полезнее молотка, но приобрести оружие легальным путем я не мог: нет разрешения на его ношение. А на черный рынок для меня путь закрыт, ведь цены там в последнее время просто сумасшедшие, и все потому, что слишком много развелось террористов.

Сначала я подумал, что девочка за это время ушла вперед, и попытался ускорить шаг, чтобы догнать ее. Но ноги мои отяжелели, и каждый шаг давался с трудом. Я почувствовал легкую тошноту (однако отнес ее на счет того батона колбасы, что проглотил в трапезной) и довольно приятное головокружение. Потом вдруг упал, но поднялся и снова пошел вперед… вперед… вперед… и вскоре мне уже казалось, что я всю жизнь только и делал, что шагал по этому бесконечному коридору. А спустя еще какое-то время я заметил вдали зеленоватое свечение, и мне почудилось, что кто-то произнес: „Эй, ты, чего ждешь?“ И я пошел на этот голос и на это свечение, хотя больше всего мне хотелось сесть на пол и не двигаться. Но голос призывал меня не отступать, и это был голос Мерседес — наверное, ей нужна была моя помощь. Шагать было очень трудно, и пришлось оставить сумку и молоток. Не знаю, как я не сбросил с себя и не оставил вместе с сумкой и те жалкие лохмотья, что были на мне. Неожиданно раздался резкий свист, от которого мои барабанные перепонки едва не лопнули, а когда я хотел закрыть уши ладонями, то понял, что не в силах поднять рук.

„Иди, не останавливайся!“ — повторял голос Мерседес, а я твердил про себя: „Не слушай, несчастный! Не поддавайся! Это всего лишь галлюцинация: коридор заполнен эфиром. Будь осторожен: это галлюцинация!“ — „Все вы так говорите, — смеялась Мерседес. — А потом, свиньи, ведете себя так, будто и нет никакой галлюцинации. Иди сюда, пощупай эти спелые дыньки и тогда решай, привиделась я тебе или нет!“

И ее фигура, теперь уже отчетливо видимая в наполнявшем крипту зеленоватом свете, призывно тянула ко мне руки, которые были лишь ненамного длиннее плодов той восхитительной бахчи, на которую приглашала меня Мерседес.

— Только мираж, — сказал я ей, — мог бы догадаться, что именно более всего привлекает меня в тебе, Мерседес.

— И что с того? — заявила Мерседес, не уточняя, к чему относится ее замечание. — Какая разница, если это помогло тебе найти путь, с которого ты сбился?

И уже другой голос произнес из темноты позади меня:

— Хотя обман продлится недолго, голубок!

Я хотел повернуться и посмотреть, кто мне угрожает, но Мерседес обхватила меня и сжала в объятиях, лишив последних сил, как Бенгоэчеа обездвиживал Тарреса во время поединков в клубе „Ирис“[19], и воли к сопротивлению, но отнюдь не воли к продолжению рода человеческого, что я и готов был продемонстрировать.

— Кто здесь? — почти прошептал я, помертвев от страха.

И тут из своего укрытия вышел огромный, богатырского сложения негр. Кожа его глянцево блестела, а из одежды на нем были только плавки. Пользуясь тем, что я не мог сдвинуться с места, негр подошел ко мне, похлопал по ягодицам и с откровенной издевкой произнес:

— Я тот самый негр из тропической Африки[20], — он оттянул резинку плавок, отпустил ее, так что она звучно щелкнула по тугому блестящему животу, — и сейчас продемонстрирую тебе многочисленные возможности этого необыкновенного продукта.