Тайна замка Морунген

Кланц выпрямился. Я смотрела на него, пораженная. Придворный механик изменился: его усталые глаза ожили и загорелись страстью, голос обрел звучность. Он словно сбросил несколько десятков лет и стал необычайно красив — благодаря той неукротимой энергии, той уверенности, которые он излучал. Неудивительно, что старому изобретателю приписывали дьявольские способности. Талантливые люди, увлеченные своим делом, обладают особой аурой. Одних она притягивает и воодушевляет, других отпугивает и заставляет ощутить собственное ничтожество.

— Иначе говоря, — продолжал Кланц, — я хотел получить возможность заменять органы механическими. Конечно, это непростая и в чем-то безумная задача. Тело отторгает металл, живое и изначально мертвое не могут стать одним целым. Я не волшебник, не дьявол и не Всесоздатель, но упорство и любознательность сильнее любой магии! Мне и другим ученым удалось вырвать у Вселенной некоторые ее тайны. Итак, мы знаем, что у каждой вещи, у каждого организма, существует эфирный двойник. Назовем его энергетической репликой.

— Я могу ее видеть. Могу видеть эти токи, что пронизывают наш мир.

— Это редкий дар. Он был у моей жены, он есть у вас. Вам повезло, Майя. Хотелось бы мне исследовать вас получше…

Мэтр Кланц улыбнулся, прищурив черные глаза — такое выражение взгляда бывает у энтомолога, обнаружившего, что к нему на бутоньерку села редкая бабочка.

— Я не столь одарен, но изобрел кое-какие средства, которые позволяют мне манипулировать этими потоками и репликами. Именно они помогают сращивать металл и живое тело так, что они действуют, как одно целое.

Кланц повернулся к камердинеру, который навытяжку стоял в углу. Бартолемос хвастливо лязгнул железными пальцами.

— Но перейдем к сути. Опыты с механическими протезами я проводил с ранней юности. Именно тогда меня заклеймили дьяволом. Дело в том, Майя, что я считал — цель оправдывает средства. Но вы знаете наших суеверных тупоголовых членов Академии!

Кланц раздул ноздри, в его голосе звучали гнев и презрение.

— Мне запрещали вскрывать трупы. Запрещали проводить опыты с живыми людьми. Меня исключали из Академии — но каждый раз возвращали, когда кому-то из старых, жирных академиков требовалось втихую заменить на искусственные их раздутые подагрой конечности, или подлатать их детей, искалеченных войной. В обмен я получал разрешение продолжать опыты. Я подбирал на улице бродяг, которым оставалось немного, наведывался в приюты и богадельни. Каюсь, порой я был начисто лишен… щепетильности. И я даже этим гордился! Но в старости многое меняется, заставляет пересмотреть взгляды.

Кланц вздохнул и на миг наклонил голову, словно его терзал стыд, и крепче сжал руки.

— Я успокаиваю себя тем, что те несчастные послужили науке. Я не жесток по натуре, избегал вивисекции и не причинял никому лишних страданий. Все, что я делал — я делал на благо людей. Я стремился им помочь, и это мне удавалось. И все же я не был доволен результатами.

Железные руки, ноги, пальцы, уши — мелочь, пустяк. Я стремился к большему. Создание механического сердца стало моей навязчивой идеей. Мне повезло найти записи мастера Томмазо Жакемара, о котором вы уже немало наслышаны. Он был всесторонне одаренным гением. Злым гением, разумеется… уж так повелось, добрые гении чаще остаются в забвении, чем добиваются славы. Именно Жакемар сумел впервые сконструировать механическое сердце и вживить его человеку, не убив его сразу. По крайней мере, тот человек прожил какое-то время.

— Читала об этой легенде. Легенда… о Железноруком портном*, верно?

— Да. Но записи Жакемара были неполными. Тогда я подружился со старым бароном фон Морунгеном и получил приглашение приехать в его замок. Там я надеялся найти недостающие записи. Все думали, что я ищу сокровища Жакемара, которые по легендам он прятал везде, где только жил — как запасливый хомяк.

Старик криво улыбнулся.

— Разумеется, меня не интересовало золото. Я и так бессовестно богат. Мне были нужны знания Жакемара. Повезло: кое-что я нашел. Не все, но достаточно для того, чтобы суметь по его чертежам воссоздать сложный механизм и поместить его в грудную клетку человека.

— И вы выбрали для этой цели Августа? — я слушала Кланца со смешанными чувствами. В них было и восхищение, и ужас. И еще жалость. Я видела, что некоторые откровения даются ему нелегко. И все же не удержалась от вопроса:

— Вы предложили ему золото в обмен на его живое сердце?

— Он сам предложил мне это, Майя. Более того — он настаивал на этой сделке.

Я невольно приложила руку к груди. Мое собственное сердце выбивало лихорадочную чечетку.