Тайна замка Роборэй. Виктóр из спецбригады

Доротея вопросительно оглянулась на своих спутников. Никто из них не шевельнулся. Она шагнула вперед, снова остановилась, робко протянула руку, медленно приподняла занавеску. Молодые люди вздрогнули, очнулись и двинулись вперед, освещая фонариками угол.

За занавеской стояла кровать, а на кровати смутно вырисовывалась человеческая фигура. Это было так неожиданно, что Доротея едва устояла на ногах. Пальцы ее невольно разжались – и занавеска выскользнула из рук. Вебстер подхватил занавеску и так порывисто бросился к лежавшему, точно собирался его встряхнуть, но вовремя спохватился и опустил руки, не коснувшись кровати.

Лежавшему на кровати можно было дать лет шестьдесят, если бы не страшная сухая бледность кожи, не вяжущаяся ни с каким возрастом. Нос его заострился, глаза ввалились, на голом черепе не было ни волос, ни бровей, ни ресниц. Он был так худ, что на лбу и скулах кожа едва прикрывала скелет, а на левой руке не хватало одного пальца, на месте которого осталась борозда, доходящая до середины ладони. Все совпадало с письмом. Черный суконный кафтан, почти съеденный молью, зеленые шелковые брюки и жилет облегали его высохшее миниатюрное тело.

– Умер, – сказал кто-то вполголоса.

Чтобы не осталось никаких сомнений, надо было наклониться и выслушать сердце. Но к лежавшему страшно было прикоснуться: что, если он рассыплется в прах? Да и к чему такие опыты: разве можно сомневаться в смерти мертвеца.

Деларю взял Доротею под руку, вполголоса умоляя ее:

– Оставьте. Уйдем. Это нас не касается.

Выручил Эррингтон. Он вынул карманное зеркальце и приложил его к губам лежащего. Прошла долгая, томительная минута. И вдруг зеркальце чуть-чуть помутнело.

– Жив…

Ноги нотариуса подкосились, и он сел на край постели, испуганно бормоча:

– Грех. Сатанинское дело. Уйдем.

Все переглянулись. Этот покойник жив. Но ведь он покойник. Однако мертвецы не дышат, а он вздохнул… Так что же это, в самом деле? Мысли путались, страх леденил душу.

– Смотрите, – воскликнула вдруг Доротея. – Его грудь поднимается.

– Не может быть, – возразил кто-то. – Как объяснить подобное явление?

– Не знаю… Может быть, летаргия, гипноз…

– Гипноз на двести лет! Какой абсурд!

– Не знаю. Ничего не понимаю.

– Значит?

– Значит, надо действовать.

– Как?

– Как сказано в завещании. Оставим споры. Надо выполнить приказ.

Спутники ее переглянулись.

– Что же нам делать?

– Разбудить его при помощи эликсира, как говорится в завещании.

– Вот он, – сказал Марко Дарио, разворачивая какой-то сверток.

Он вынул высокий старинный флакон с широким основанием и длинным горлышком.

– Дайте нож, – приказала Доротея. – Спасибо, Вебстер. Всуньте его между зубами, разомкните челюсти.

У постели началась суета, как у постели больного, с той разницей, что никто не отдавал себе отчета в собственных действиях. Приказ получен – надо его исполнить. Выйдет – хорошо, не выйдет – вина не наша.

Хрустальная пробка не открывалась. Доротея отбила горлышко о край скамейки. Челюсти были так сжаты, что между ними нельзя было просунуть кончик ножа. Наконец, челюсти слегка разомкнулись.

– Довольно, – сказала Доротея.

Она наклонилась к нему с флаконом эликсира в руке, приложила край флакона к губам и медленно опрокинула его. Сначала капнуло несколько капель зеленой жидкости, напоминавшей запахом шартрез, потом полилась ароматная, тонкая струйка.

– Все, – сказала Доротея, вылив жидкость до последней капельки.

Она попробовала улыбнуться, но притихла, видя, что все серьезно и внимательно смотрят на спящего, и серьезно сказала:

– Подождем. Жидкость действует не сразу.

А сама думала: «Разве можно поверить, что жидкость подействует? Разве можно разбудить мертвеца? Мы бредим наяву, нам просто показалось, будто зеркало помутнело. Сердце его умолкло, он мертв, а мертвые не воскресают».

– Три минуты, – громко отсчитывал Дарио. Прошло еще пять минут, еще десять.

Шесть человек стояли у кровати, ожидая чуда и понимая, что это бессмысленно. Оправдывала их лишь та математическая точность, с которой исполнялись все указания маркиза.

– Пятнадцать минут, – произнес Дарио. Прошла еще секунда – и вдруг все отшатнулись от кровати: веки мертвеца дрогнули. Шесть пар глаз впились в лежащего. Веки его снова дрогнули и на этот раз совершенно явственно. И в то же мгновение слабо шевельнулись пальцы рук.

– О-ох, – простонал нотариус, хватаясь за сердце. – Жив он… Видите – жив.

Глава 13 «Воскрешение Лазаря»

Доротея смотрела на просыпающегося, стараясь не пропустить ни одного движения. Да и никто не шелохнулся, не отвел от него глаз. Странное зрелище их захватило, а суеверный итальянец набожно перекрестился.

– Жив, – бормотал нотариус. – Видите, открывает глаза, смотрит на нас.

Действительно, старик открыл глаза. Это был странный, мертвый взгляд, не озаренный проблеском сознания. Он избегал света и, казалось, вот-вот сомкнет веки. Глаза были мертвы, но жизнь пробуждалась во всем теле. Казалось, ожившее сердце гонит по всему телу живоносную кровь, и от этих толчков шевелятся руки и ноги.