Тайна замка Роборэй. Виктóр из спецбригады

– Вполне возможную, потому что ее надо играть несколько часов. Что я говорю часов – меньше. Не прошло и десяти минут после пробуждения, как мы чуть-чуть не отдали пакет с припиской. В этом конверте была вся цель мистификации. Я даже протянула ему конверт, и, если бы он взял его, все было бы кончено. Маркиз исчез бы при первом удобном случае.

– Неужели вы угадали, в чем дело, протягивая ему конверт?

– Угадать не угадала, но не верила. Протягиваю ему и наблюдаю, что он будет делать. Старик как будто ничего не понимает, а к конверту тянется, и пальцы у него дрожат от нетерпения. В эту минуту я заметила золотой зуб и поняла, в чем дело.

Слова Доротеи были так логичны, и так логично вытекали они из фактов, что никто не попробовал спорить.

– Да, – вздохнул Дарио, – ловко же мы попались на удочку.

– Но какая у вас железная логика, – воскликнул восхищенный Эррингтон, – и какая интуиция!

– И какое чутье! – прибавил Вебстер.

Доротея молчала. Лицо ее стало мрачным и озабоченным. Можно было подумать, что она предвидит какую-то серьезную опасность, но не знает, с какой стороны она надвигается.

Но тут вмешался нотариус.

Он был из тех людей, которые долго и упорно держатся одного мнения, но, переменив его, с таким же упорством отстаивают новое. Он страстно уверовал в воскрешение маркиза, и теперь это казалось ему непреложной истиной.

– Позвольте, позвольте, вы ошибаетесь. Вы упустили из виду одно очень важное обстоятельство. Этот человек – не самозванец. Для этого есть неопровержимое доказательство.

– Какое?

– Портрет маркиза. Посмотрите: бесспорное сходство.

– А разве вы можете поручиться, что этот портрет действительно портрет маркиза Богреваль, а не этого старика?

– Старинная рама, старинное, потемневшее полотно.

– О, это ничего не значит. Тут мог висеть настоящий портрет, от которого осталась рама. Скажу больше, остался и портрет, но его подмазали, чтобы придать больше сходства.

– Допустим… Но есть еще одно доказательство, и его уже никак нельзя подделать.

– А именно?

– Отрезанный палец.

– Да, палец отрезан.

– Ага! Видите, – торжествовал нотариус, – нет на земле человека, который согласился бы на подобный ужас, как ни соблазнительно богатство. И особенно такой человек. Вы обратите на него внимание: стар, слаб, еле дышит. А чтобы изуродовать себе руку, как хотите, для этого надо иметь силу воли.

Доротея задумалась. Довод нотариуса ее не сразил, но навел на новые мысли.

– Да, – сказала она наконец, – такой человек не способен себя искалечить.

– Значит?

– Значит, есть кто-то, кто его искалечил.

– Кто его искалечил? Сообщник?

– Не только сообщник. Глава, предводитель. Старик слишком глуп, чтобы додуматься до такой штуки. Кто-то нанял его из-за худобы и болезненности сыграть роль старика, но саму роль сочинил управляющий им, как марионеткой. И этот кто-то – опасный противник. Если предчувствие не обманывает – это Эстрейхер. Правда, сам он в тюрьме, но его шайка продолжает дело. Да, несомненно, это – Эстрейхер. Это его рука, и нам надо быть очень осторожными и приготовиться…

Несчастный нотариус перепугался:

– К чему приготовиться? Разве нам может что-нибудь угрожать? Я готов признать, что это – не маркиз, а самозванец. Обойдемся и без него. Я передам вам конверт с припиской – и баста. Роль моя будет окончена.

– Дело не в этом, – возразила Доротея, – а в том, как избежать опасности. Что опасность есть и очень серьезная – я в этом не сомневаюсь, но не могу сообразить какая. Я только чувствую, что она неотвратима и что она надвигается на нас.

– Это ужасно, – простонал нотариус – Что же делать, как защищаться?

Беседа шла у окна, далеко от кровати. Электрические фонарики были потушены. Маленькое окно скудно освещало комнату, и столпившиеся возле него мужчины заслоняли его своими фигурами, поэтому возле проснувшегося было совершенно темно. Все стояли лицом к окну и не видели, что творится у них за спиной, но вопрос нотариуса заставил их обернуться.

– Спросим у старика, – сказала Доротея. – Ясно, что проник он сюда не один. Его выпустили на сцену, а сами сидят за кулисами, ожидая финала. Может быть, они даже видят нас и подслушивают… Спросите у старика, что он должен был делать в случае удачи?

– Он ничего не скажет.

– Нет, скажет. Ему выгодно быть откровенным, чтобы дешевле отделаться, потому что он – в наших руках.

Доротея нарочно сказала это громко, чтобы услышал старик, но старик не ответил ни жестом, ни словом. Только поза его стала странной и неестественной. Он низко свесил голову, как-то странно осел и так согнулся, что казалось, вот-вот потеряет равновесие и упадет на пол.

– Вебстер, Эррингтон, посветите.

Зажгли электрические фонарики. Напряженное, жуткое молчание.

– Ах! – вскрикнула Доротея, в ужасе отшатнувшись.

Рот старика конвульсивно сводило, глаза дико вылезли из орбит, туловище медленно сползало с кровати. В правом плече его, возле шеи, торчала рукоятка кинжала. Кровь хлестала из раны, все ниже и ниже склонялась голова – и вдруг старик упал, глухо стукнувшись о камень головой.

Глава 14 Четвертая медаль