Тайна замковой горы

Во-вторых, можно было отдать меня в гимназию или лицей. Но тогда бы пришлось каждый день отводить меня туда, а потом забирать, так как все подобные заведения находились довольно далеко от дома Шмерцев. А потом надо было следить за выполнением домашних заданий. Это совершенно не устраивало мою опекуншу.

Она выбрала третий вариант: нашла лицей с полным пансионом и содержанием. Таким образом, она полностью освобождала себя от утомительных забот по опеке. Конечно, это было несколько дороже, чем лицей без пансиона, но деньги она тратила не свои, а моих родителей. Для вида она спросила меня, как я смотрю на то, что буду жить и учиться в другом месте. Я тут же согласился. В душе я был рад любым переменам, настолько мне опротивела жизнь в семействе Шмерцев. Вечером, как всегда, пожаловали приятельницы моей опекунши, и я слышал, как она сетовала на мою неблагодарность и бездушие.

– Сколько для него сделано, сколько сил потрачено, а он без сожалений готов покинуть приютивший его дом!

Приятельницы ахали, качали головами и утешали госпожу Шмерц.

32. Вторая фотография

Помнишь сказку о Снежной Королеве? Там у Кая сердце так заледенело, что он видел во всём, что его окружало, только всё самое плохое и гадкое. Вот таким стал и я за два года пребывания в доме Шмерцев.

Весёлый, жизнерадостный ребенок превратился в угрюмого мрачного и, можно сказать без преувеличения, разочарованного во всем маленького старичка (и это в восемь-то лет!)

Свою роль сыграли не только отсутствие любви и интереса к моей жизни, но и те сведения, которые я почерпнул из книг. К счастью, я, в силу своей детской невинности, понимал в этих книгах далеко не всё. Но и то, что я усвоил из их содержания, значительно отравило мою детскую душу. Убийства и грабежи переплелись в моей голове с супружескими изменами и совращением невинных девушек. Весь мир казался вместилищем всевозможных отвратительных вещей, зла и подлости.

Впрочем, жизнь моя стала немного разнообразнее, когда я стал жить в пансионе при лицее. Во-первых, рядом со мной появилось много сверстников. Подружиться ни с кем я, конечно, не смог, слишком велика была между нами пропасть. Но, хотя бы, мог видеть детей моего возраста

Во-вторых, начались занятия. По своей натуре я был любознательным ребенком, и даже пребывание у Шмерцев не смогло до конца убить во мне желание узнавать что-то новое. А кроме того, госпожа Шмерц и её приятельницы постоянно вбивали в мою голову мысли о моей никчемности, и мне хотелось доказать всем, а в первую очередь себе, что это не так. Поэтому учился я хорошо.

В-третьих, при лицее была неплохая библиотека, в которой я сразу стал брать книги. Библиотекарь, господин Клаус заметил мой интерес к чтению и стал предлагать мне то одну, то другую книгу. Так я начал открывать для себя хорошую литературу.

Пансион был дорогой, поэтому у каждого из пяти пансионеров была своя небольшая комнатка. Моя была довольно уютной. Она располагалась на втором этаже. Из окна открывался вид на старинный парк, а вдали виднелись золотые купола и шпили кафедрального собора.

Окно было забрано ажурной чугунной решёткой. Много часов провел я на широком подоконнике этого окна, читая или любуясь пейзажем за окном.

Преподаватели в лицее были самые лучшие, как я думаю. Они хорошо относились к учащимся и умели заинтересовать тем, чему учили. Меня особенно увлекали языки, история и словесность.

К слову сказать, наш лицей был устроен не так, как современные лицеи. У нас не было младших и старших классов. Набрав курс (восемнадцать мальчиков), от начала и до конца обучали только их. Поэтому и внимания к учащимся было больше, и порядок был идеальный, ну и, соответственно, это отражалось и на стоимости обучения.

Как я уже сказал, здание лицея окружал обширный старинный   парк. Могучие вековые деревья сплетались ветвями и аллеи напоминали зелёные коридоры. В парке было много таких уголков, куда редко заглядывали люди, и где я любил уединяться с книгой в то время, когда мои сверстники устраивали шумные игры и беготню в других местах парка.

Наверное, я завидовал им. Почти все после занятий уходили домой, за некоторыми приходили слуги, гувернёры или даже родители, а иногда приезжали и экипажи.

Даже у четырех других пансионеров были семьи, и я часто слышал, как они мечтали о том, что будут делать дома на каникулах, и какие развлечения их родители обещали им организовать в это время. Все они были из других городов, а один мальчик даже из другой страны, вот почему им приходилось жить в пансионе. И только я один знал, что здесь, в этом городе, находится мой дом, но он пуст, заперт, покинут и одинок так же, как одинок и всеми покинут я.

Вот такое у меня было состояние души, когда я переселился от Шмерцев в пансион и стал лицеистом.

Прошло, пожалуй, месяца полтора, как вдруг моя жизнь круто изменилась.