Тайна замковой горы

Я развернул бумагу и замер в восхищении. Передо мной лежали три толстых тома «Жизни животных» Брема. Роскошное издание в кожаных, с золотым тиснением переплетах и золотыми же обрезами, с многочисленными иллюстрациями и цветными вклейками, переложенными папиросной бумагой. Ты хорошо знаешь эти книги, Поль, они и сейчас занимают почётное место в нашей библиотеке. Не могу сказать, во сколько я лёг спать в тот день, потому что никак не мог оторваться от своего сокровища.

Всю неделю я не находил себе места. Дни тянулись медленно. На уроках я был рассеян. Мысли постоянно крутились вокруг одного: был ли тот волшебный, незабываемый день единственным в моей жизни или теперь моя судьба изменится? А вдруг я вёл себя плохо? Вдруг не понравился госпоже Фрюлинг или Летиции, и они больше не захотят меня видеть? Сознание полной ненужности, появившееся у меня за годы жизни в семействе Шмерцев, прочно укоренилось в моей душе.

Как ни медленно тянулось время, но утро воскресенья всё-таки наступило. Сразу после завтрака я оделся в свой лучший костюмчик (такие костюмчик обязаны были иметь все воспитанники на случай праздников и торжественных мероприятий) и уселся ждать. Терпения не хватало, и я несколько раз спускался в холл на первом этаже, чтобы через окно выглянуть на улицу. Но стоило в холле кому-нибудь появиться, как я опрометью бежал в свою комнату. Наконец, в мою дверь постучал Бальтазар и доложил, что в приёмной меня ожидает посетительница – госпожа Фрюлинг.

Чуть ли ни бегом ворвался я в приёмную. Бабушка Генри тоже устремилась мне навстречу, и мы обнялись. Она поцеловала меня и сказала:

– Милый мой мальчик, как я соскучилась!

Я только смог кивнуть головой – в горле у меня стоял комок, наверное, это были слёзы, которые я сдерживал.

Чтобы успокоить меня, бабушка Генри стала расспрашивать, как прошла неделя, и понравились ли мне книги. Я с жаром поблагодарил её, сказав, что всю неделю не мог с ними расстаться. Так, разговаривая обо всём, мы вышли за двери лицея.

На этот раз погода была более прохладной, всё же приближалась зима.

Мы немного погуляли по осеннему парку, пособирали осенние листья, каштаны и жёлуди. Бабушка Генри любовалась их красотой, и я тоже вдруг увидел, как они красивы.

Потом заморосил дождик, бабушка Генри раскрыла зонтик, и мы пошли ловить экипаж.

Минут через двадцать нас уже приветствовала на крыльце маленького домика Летиция.

Она очень разволновались от того, что мы попали под дождь, заставила снять промокшую верхнюю одежду, унесла её сушиться, потом закутала нас в пледы и усадила около камина. Напоив нас чаем, она произнесла:

– Госпожа Генри, вам не кажется, что нашему мальчику негоже ходить всё время в казённой форме? В ней и неудобно, и испачкать недолго.

– Верно, – согласилась госпожа Фрюлинг. – Надо приобрести что-нибудь подходящее.

Летиция уже притащила сантиметровую ленту и снимала с меня мерки. Бабушка Генри записывала их на бумажке.

И уже в следующее посещение их гостеприимного жилища передо мной лежала целая стопка самой разной одежды от рубашек, жилетов и брюк до курточек, плащей и пальто. Меня попросили примерить обновки. Всё было мне в пору и сидело хорошо. Особо хочу отметить теплый мягкий свитер, который за неделю связала мне Летиция.

В детстве у меня было очень много всяких нарядов, мама любила, чтобы я выглядел маленьким франтом. Но из них я давно вырос и с тех пор имел только самый необходимый минимум одежды. Госпожа Шмерц вовсе не озадачивалась тем, как я одет.

Гардероб, который я получил стараниями бабушки Генри и Летиции меня порадовал, хотя до этого дня я не задумывался о том, что на мне надето.

Бабушка Генри только предупредила меня, что будет лучше, если при госпоже Шмерц я не буду появляться в новых нарядах, и вообще, хорошо, если она не узнает о наших встречах.

– Не подумай, я не учу тебя врать, – сказала бабушка Генри. – Просто не упоминай обо мне, а сама она расспрашивать не будет, я полагаю. Она может запретить нам встречаться, а мне этого очень не хочется.

Я уверил её, что меня это тоже огорчит.

С тех пор началась у меня другая жизнь. Шесть дней я жил в пансионе, старательно постигал разные науки и ждал, когда же наступит воскресенье. А когда оно, наконец, наступало, я с утра попадал в теплые и ласковые руки бабушки Генри и Летиции.