Тайна затворника Камподиоса

Мысли Витуса смешались, когда он, встав на табурет, снимал распятие со стены. Посмотрел вниз. И увидел маленького старого человека, душа которого расставалась с телом. Витус положил распятие на его впалую грудь и сплел руки старца поверх него.

– Преподобный отец! – услышал он свой голос. – Прошу вас, отче, умоляю! Ну не умирайте!

Слезы неудержимо покатились из его глаз. Плечи дрогнули, и впервые за всю сознательную жизнь юноша зарыдал от отчаяния. И тут он в последний раз услышал голос, доносившийся, казалось, из потустороннего мира:

– Кто с Богом... жил, тот и умрет... с Богом...

ВОЗНИЦА ЭМИЛИО

За свою долгую жизнь я понял, что есть люди, с которыми живешь совсем рядом, но никогда с ними не сблизишься. А есть и другие, к которым, едва познакомившись, сразу привязываешься всем сердцем.

Заскрипели петли, и северные ворота захлопнулись за ним. Витус неуверенным шагом вышел за пределы Камподиоса.

– Да пребудет с тобою Господь! – услышал он за спиной слова брата Кастора.

Привратник, согбенный годами старик, всегда чем-то озабоченный, задвинул засов. Открывать и закрывать ворота стоило ему немалого труда. В их глухом стуке было что-то безысходно-окончательное.

Витус огляделся. Над долиной все еще висел ночной туман, и горы на горизонте только обретали свои очертания. Холод пронизывал его. Он держал в руках кожаный заплечный короб, который на прощанье подсунул ему брат Фестус, монастырский повар. Фестуса все называли Cupa disens – Говорящая бочка, и, глядя на него, приходилось признать, прозвище это ему подходит.

– Вот, значит, как – ты решил покинуть нас, – прогудел «бочка», когда Витус пришел попрощаться. – Жаль. Ох, как жаль! Мне уже все рассказали. Что же ты выбрал такое время – пост ведь? Сын мой, у меня нет почти ничего подходящего для тебя в дорогу.

Повар огляделся повнимательнее, бормоча:

– А хотя нет... есть фрикадельки из рыбы, запеченные с корнем петрушки и белым хлебом, приправленные перцем и шафраном... Для поста сгодится, а? Но на дальнюю дорогу... Погоди-ка, кажется, есть кое-что подходящее!

Cupa disens ловко достал из очага зажаренного каплуна и заговорщицки приложил палец к губам:

– Если тебя кто-нибудь спросит, откуда, ты ни сном ни духом! Прилетела к тебе жареная птичка – и дело с концом! Ясно?

– Ясно! – кивнул Витус.

– Ешь на здоровье! Пища бодрит тело и душу! Не забывай моих слов, если тебе когда-нибудь придется худо.

Не успел Витус поблагодарить его, как повар удалился в дальний угол кухни, где висели полотенца, чтобы вытереть свои огромные, как лопаты, руки. Довольный, он напевал вполголоса, опять занявшись своими горшками и мисками, здесь добавляя пряность, а там – соль. Он, похоже, и думать забыл о Витусе.

– Тебе еще что-нибудь, сынок? – спросил он, заметив, что юноша как стоял, так и стоит на том же месте.

– Да нет, ничего, большое спасибо!

«Бочка» проворчал что-то неразборчивое и сделал вид, будто страшно занят, так что Витусу только и оставалось удалиться восвояси.

Взвесив каплуна в руке, юноша прикинул, как бы лучше нести его. Его мысли прервал чей-то негромкий храп. Брат Кастор! Он не мог не улыбнуться. «Этот, если заснет, черта с два его добудишься!» – говорили о старике, кстати, совершенно справедливо. Что он постоянно и подтверждал. Храп его становился все громче.

Так как же быть с каплуном? Чтобы идти быстро и размеренно, нужно, чтобы руки были свободными. Так что лучше всего положить его в заплечный короб. Взяв короб, Витус проверил еще раз, что в нем есть.

Сверху лежал горшок на металлической треноге – подарок брата Гримма из монастырской кузницы; чуть ниже – две груботканые льняные рубахи; запасные штаны на всякий случай, которые вряд ли могли считаться настоящими штанами, потому что за много лет на них появилось столько заплат, что они, как говорят шутники, из одних дыр и были сшиты; еще ниже – шерстяной свитер деревенской вязки, а в самом низу – очень хорошие новенькие сандалии из воловьей кожи – изделие сапожников Камподиоса.

Короб имел одну особенность, составлявшую его несомненное достоинство: двойное дно. Потайное отделение было достаточно большим, чтобы вместить в себя один из редких списков книги «De morbis», который отец Томас подарил ему на прощанье.

– Прими этот список в знак благодарности за то, что ты помогал мне во время операций, – сказал он вчера вечером. – Это список с оригинала, но некоторые иллюстрации в нем получше, чем в оригинале.

Витус почтительно принял из рук автора драгоценный фолиант.

– Не знаю, как и благодарить вас. Я... – он не находил нужных слов.