– Ты называешь мне точное место на стене, а я тебе говорю, что на этом камне нацарапано.
– А что мне полагается, если ты не угадаешь?
– За каждый неверный ответ ты получишь от меня золотой дублон. А за правильный я имею дублон с тебя.
Витус криво улыбнулся.
– Ты, оказывается, богатый человек. У меня, к примеру, даже медяка при себе нету. Впрочем, это тебе уже известно.
Магистр расхохотался от души:
– Я так же беден, как и ты! Но, может быть, мы не до скончания века просидим в этой тюрьме. Ты еще вот что себе представь: ты на свободе, зато по уши в долгах. Хорошо бы тебе было?
Витус тоже невольно рассмеялся.
– И так плохо, и этак не хорошо! Ладно, начали!
Он обнаружил в противоположном конце камеры, над головами Феликса и Аманда, выцарапанную чем-то острым надпись:
16 августа
Прикинул, на каком месте стоит этот камень.
– Что нацарапано на стене напротив, в пятнадцатом ряду снизу на одиннадцатом камне справа?
Лицо магистра, частично прикрытое повязкой, замерло. Он сконцентрировался, а потом выдал:
– Это легко. Там написано «16 августа
– Правильно, но почему ты назвал эту задачу легкой?
– Это тот самый день, в который я нашел убежище в этом благодатном приюте заблудших душ. Я и приписал это «в» к дате. Тогда я в камере был совсем один. Три или четыре недели я был прикован цепью к месту, где сейчас сидишь ты. А потом мне повезло: Нуну обманули на базаре в Порто-Мария, когда он покупал полсвиньи, и я дал ему хороший юридический совет. Он решил как-то отблагодарить меня и освободил от оков.
Магистр отогнал муху, пытавшуюся залезть под повязку.
– Для начала я решил установить контакт с другими заключенными. Я обстучал все стены в надежде, что мне ответят. И мне ответили... Это Нуну, поймавший меня за простукиванием стен, дал мне увесистую затрещину. Ну, как бы там ни было, оказалось, что этот камень сидит в стене непрочно. Если знаешь об этом, вытащить его легко.
Муха оказалась назойливой. Маленькому магистру пришлось еще раз прогнать ее, после чего его голос зазвучал почти торжественно:
– Я объявил для себя этот камень почти судьбоносным. Он для меня символ того, что у всякого предмета две стороны. Поэтому я и выцарапал на его внутренней стороне дату, когда меня бросили сюда.
– А дальше? – не совсем понял его мысль Витус.
– А на обратной стороне я когда-нибудь нацарапаю дату, когда меня выпустили, поставив перед этим предлог – ex. Таким образом будущие узники узнают, что в тюрьму не только попадают, но из нее, бывает, и выходят.
– Надеюсь, этот камень принесет тебе счастье.
– Поглядим. А теперь давай продолжим. Мне самому интересно, в каком состоянии моя зрительная память.
– Левая стена, третий ряд кладки сверху, четвертый камень слева.
–
Некоторое время они продолжали эту игру. И всякий раз магистр Гарсия находил правильный ответ. В конце концов он с довольным видом откинулся назад:
– Видишь, память моя меня не подводит. Ты мне должен семнадцать золотых дублонов. Когда-нибудь в будущем расплатишься со мной...
Дни проходили с удручающей монотонностью. Каждое утро Витус процарапывал черточку на полу: на сегодняшний день их уже сорок три. Сорок три дня ожидания, надежды, обид и ругани...
И сорок три ночи...
Ночи одиночества, тоски и отчаянья. Часы тьмы, когда слышатся только храп спящих, приглушенный кашель и шепот Аманда и Феликса.
Он навсегда запомнил ночь, когда их любовный шепот прервал стук в дверь. Затем кто-то несколько раз пытался всунуть ключ в дверной замок. Шепот мгновенно стих, и у Витуса было такое ощущение, будто страх заполнил всю камеру. Наконец, шаги удалились по коридору.
Витус почесал спину, используя для этого черенок ложки, которым процарапывал риски на камне пола.
С ним-то что будет? Никто ему не говорит, за что он тут сидит. Никуда его не вызывали. О нем словно забыли. Вроде бы никакого Витуса из Камподиоса не было и нет.
Тягостное бытие действовало на нервы и магистру. Все заключенные давно и досконально изучили все привычки и особенности остальных сокамерников. Витус знал, как каждый из них ест-пьет, как спит, как разговаривает, смеется, ругается, плачет, молится. Даже то, как кто их них справляет нужду. Не потому, что он этим интересовался, а потому, что сидел так близко, что не видеть этого не мог. Особые неудобства это вызывало у Аманда и Феликса, поэтому Витус всякий раз подчеркнуто отворачивался. Но то, чего не видели его глаза, с особой чувствительностью воспринимали обоняние и слух.
За это время он успел подружиться с маленьким ученым...