– Сейчас опять моя очередь! – крикнул он и изо всех сил выплюнул косточку в сторону котла. Косточка ударилась о стенку дома метрах в двух от котла и откатилась в сторону. И опять оказалась совсем близко от Мартинеса. Оборванцы не знали, как им быть. Никто из них не отважился снова беспокоить одноглазого, стоявшего с мрачным видом в двух шагах от косточки. Один из тех двух, что были пониже ростом, достал из кармана кусок белого хлеба и хотел было уже запустить в него зубы.
Тут Мартинесу пришла в голову забавная мысль.
– Погодите! – крикнул он. – Во что играете?
Трое оборванцев не знали, что ответить. Тот, у кого был кусок белого хлеба, оказался посмелее.
– Играем в плевки вишневой косточкой, сеньор. Кто первым попадет в котел, тот и выиграл.
Мартинес, который так и подумал, продолжал допытываться:
– А победителю что полагается?
– Победителю? Э-э, ничего...
– Ничего?
– А у нас ничего и нет, сеньор!
– Тут вы правы, – Мартинес всем своим видом показывал, что ни в чем таком не заинтересован. – Однако, я вижу, у вас есть хлеб. Ничего особенного, но лучше, чем ничего. – Он прищелкнул пальцами, будто только что придумал: – Я вам предлагаю: хлеб мой, если мне удастся попасть косточкой в котел с места, где я стою.
Эти трое принялись толкать друг друга в бок, сочтя его слова пустым бахвальством.
– А нам что достанется, если у вас не получится? – хитро спросил старший из них.
Мартинес достал свой кинжал, лезвие которого так и заблестело на солнце.
– Этот кинжал мне вручил его величество король Филипп II собственной персоной. За особую храбрость!
– Сам король Филипп II?!
– Ох, и красивый же кинжал! Нет, правда, вы получили его из рук его величества? – спросил тот, что поменьше.
– Не сойти мне с этого места! – Мартинесу захотелось выколотить из этого случая побольше. – Конечно, этот кинжал в сотни раз дороже вашего куска хлеба, не знаю даже, почему я хочу поставить его на кон...
– У меня есть еще серебряная монета, – вырвалось у того, что был повыше остальных. Он с решительным видом достал из кармана маленькую, сильно истертую серебряную монету. Одному небу известно, как она к нему попала.
– Покажи-ка, – Мартинес взял монету и сильно чиркнул ею по стене. Серебро в месте зазубринки заблестело.
– Идет! – кивнул он. – Мой кинжал против этой монеты и куска хлеба.
– Договорились, сеньор! – быстро крикнул в ответ старший. Он не скрывал своей радости при мысли о том, что вот-вот кинжал окажется в их собственности.
Мартинес подождал, пока ему принесут косточку, бросил на нее быстрый взгляд, сунул в рот, в последний раз смерил взглядом расстояние и со смачным звуком послал вишневую косточку в путь.
Косточка попала в самую середину котла.
– Вы выиграли хлеб и монету, сеньор! – проговорил тот, что повыше, явно разочарованный. – Вы должны были предупредить нас, что вы самый главный в плевках на расстояние!
– Да? Должен был? – поддел его Мартинес.
– Мне никогда не приходилось видеть человека, который плевал бы так метко, – сказал один из тех, кто поменьше ростом.
– И мне тоже! – неожиданно поддержал его женский голос. Он донесся с другой стороны речки. Мартинес быстро оглянулся и увидел в окне дома в мавританском стиле резко очерченное женское лицо. Какого она возраста, сразу сказать было трудно. В волосах цвета воронова крыла кое-где заметны были седые прядки. Ей, конечно, далеко не двадцать, но и тридцати пяти ей тоже нет – слишком нежная и гладкая у нее кожа, без единой морщинки. В узких губах она держала заколку, которой скрепляла пышный узел волос на затылке.
– Я Эльвира, хозяйка здешнего борделя. Может, ты мне пригодишься, – она оглядела свою прическу в дорогом овальном зеркале, которое держала в руках. – Но для этого ты должен зайти ко мне.
Мартинес не заставил ее повторять эти слова дважды.
– Иду, иду! – воскликнул он, взял из рук оборванца то, что ему принадлежало, и со всех ног бросился к дому в мавританском стиле. Пробежав через внутренний дворик, взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Оказавшись наверху, бросился, было, к хозяйке борделя, но та остановила его жестом руки. Мартинес уставился на ее длинные ногти, подкрашенные зеленоватой краской.
– К чему такой пыл? Я не на службе, а ты не из моих постоянных гостей. Да и будь ты одним из них, я бы тебя в таком виде к себе не подпустила бы. – Она погладила ладонью обтягивающее черное шелковое платье.
Мартинес стоял, словно вкопанный. Он не привык к тому, чтобы шлюхи так с ним обращались.
– К вашим услугам, милостивая госпожа, – выдавил он, недоумевая, что же ей все-таки от него потребовалось.
– Ты всегда так ловко плюешься, друг мой? – Эльвира отошла в угол, где лежали сложенные одна на другую подушки, некоторые вышитые бисером, и грациозно опустилась на них.
– Садись и ты рядом.
– Покорно благодарю, – Мартинес все еще был под впечатлением ее холодного приема.
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Ах, вот что, – Мартинес сел на достаточно почтительном от нее расстоянии. – Вишневой косточкой или чем другим – пулей или стрелой, копьем или ножом, – я мимо цели никогда не промахнусь!