Тайна зеленой таблички

В помещении халентувы⁷, отведенном писцу, служившему одновременно канцелярией, архивом и библиотекой, пахло глиной и розовым маслом. Центр просторной комнаты освещал стоящий на столе из бука медный светильник, представлявший собой наполненный маслом плоский сосудик с ручкой и отверстием сверху для плавающего в масле фитиля. Углы комнаты тонули в полумраке, казавшемся несколько зловещим из-за темных рядов деревянных полок, которыми от пола до потолка были заставлены стены. На полках выстроились в ряд квадратные глиняные таблички разных размеров. Маленькими круглыми табличками почти доверху была заполнена тростниковая корзина, стоявшая возле стола рядом с небольшой скамейкой, покрытой козьими шкурами. Через открытую дверь, ведущую во внутренний дворик, виднелись круглые печи для обжига и скамьи из кирпича с остывающими табличками. Еще одна сырая табличка из зеленой глины, подготовленная к работе, лежала перед Гисахисом, который задумчиво смотрел на стоящего перед ним взволнованного Алаксанду.

Худое лицо придворного писца не было красивым, но привлекало мягким взглядом умных глаз редкого у хаттов голубого цвета. Несмотря на свою молодость – он был лишь на семь лет старше двадцатитрехлетнего Алаксанду – Гисахис снискал всеобщее уважение благодаря незаурядному интеллекту: для общины его мнение было не менее авторитетным, чем слово уашебу⁸, а царь поручал ему составлять указы и письма главам соседних государств, вполне полагаясь на его дипломатический талант.

– Я ведь простой человек, привык работать руками,– горячо говорил тем временем Алаксанду, – а ты так умен, помоги мне… Ты же знаешь, мы с Зинар любим друг друга.

Гисахис сдержанно кивнул: он знал это, но знал он и еще кое-что – на Алаксанду заглядывалась не только Зинар, сама Кутти – единственная дочь царя страны Хатти была явно неравнодушна к красавцу-меднику. Для Гисахиса это открытие стало тяжелым ударом: он никому бы в этом не признался, но быстроглазая Кутти, которая на его глазах из забавной резвой девчушки превратилась в очаровательную непосредственную девушку, была болью его сердца. Тем не менее он сочувствовал другу, понимая, что и ему не видать счастья, о котором тот грезит. Но, посчитав слишком жестоким высказать эту мысль, вслух он сказал:

– Я подумаю, что можно сделать. Собственно, единственная возможность – обратиться к общине. Хотя хаппира уже не пользуется таким авторитетом, как в былые времена, когда и царь, и люди дворца, и жрецы безропотно повиновался ее решению. Но попробовать стоит.

Когда несколько успокоенный Алаксанду ушел, Гисахис еще немного посидел в раздумье, затем, печально покачав головой, вернулся к прерванной работе. Отодвинув в сторону костяной стиль для выравнивания поверхности табличек и маленький ромбовидный стеатитовый ластик, он взял в левую руку сырую табличку, представляющую собой прямоугольник размером с ладонь, и, поднеся ее ближе к свету, начал привычно легко выводить клиновидные знаки заостренной тростниковой палочкой: «Для получения хафальки надо взять…».

Секрет выплавки самого ценного металла в Хаттском царстве строго охранялся. Мастера передавали его ученикам из уст в уста, но две луны назад царь приказал Гисахису записать технологию изготовления хафальки на семи глиняных табличках. Причина такого неожиданного решения была Гисахису известна. Как раз в это время из страны Калам, расположенной в междуречье Малы и Аранзы, прибыл один из хаттских осведомителей. Он привез ошеломляющие вести: внезапный набег кочевых племен амореев из сенарских степей спровоцировал в Уре – столице Калама – мощное восстание рабов, чем не преминули воспользоваться давно враждебные каламцам восточные соседи. Жители страны Хатамти, лежащей в предгорьях Загроса, вторглись в дезорганизованное царство, разрушили Ур и захватили статуи богов. Приехавшие через два дня после доклада агента испуганные маганские купцы подтвердили эту информацию, добавив, что царя Ибби-Суэна хатамтийцы увели в плен.