Тайна земных катастроф

"О, то ж могучая организация — КСЭ", — восхищенно проговорил как-то один из моих сослуживцев, Виталий Пономарев, с присущим ему восточноукрайнским акцентом. Он полулежал на зеленой травке, наблюдал за тарахтящим бульдозером, разравнивающим площадку вокруг монументального нового здания сейсмостанций Чиль-Дара (к югу от Гарма). Восхищение это было отчасти небескорыстным. Мы были на субботнике, и появление бульдозера сразу сделало все мероприятие приятным отдыхом на природе. Справедливость же этого восторга не вызывала сомнения. Трудами Игоря Леоновича Нерсесова, нашего шефа (с 1955 года) КСЭ (Комплексная сейсмологическая экспедиция) превратилась в мощную разветвленную всесоюзную сеть с громадным штатом, бюджетом и хозяйством. Основа этой сети — сейсмостанций. Оторванные от мира станционники ведут сплошную запись даже пустых, без землетрясений, периодов на фотобумагу, проявляют и даже делают первичную обработку сейсмограмм на месте. Всё почти как в канун первой мировой войны, во времена основоположника этой науки Б. Б. Голицына.

Но вся эта монументальность в последнее время все чаще вызывает у специалистов ощущение чего-то устаревшего — вроде динозавров в эпоху появления первых млекопитающих. Сила, могущество — и какая-то моральная изношенность.

Автоматические станции, если их поставить в безлюдных местах, только принимают и передают по радио толчки землетрясений, передают на центральный пульт. Причем принимаемый сигнал вовсе не обязательно тут же записывать на фотобумагу. Можно на магнитную ленту. А потом — с любым усилением и только нужные места — воспроизводи хоть в десятке экземпляров. За полтора года, что нам довелось быть в экспедиции, были подписаны очень важные международные соглашения о сотрудничестве в области охраны среды (в том числе и сейсмического прогноза), и в Гарм зачастили американцы. Их аппаратура появилась и там, где мы бродили с аппаратами Миши Якубова. И она была уже автоматической и телеметрической. Установилось что-то вроде переходной эпохи. Новую технику — с магнитофонами — привезли и наши инженеры, но установили пока на обычной сети прежних станций.

Но все это было потом. А пока "Наука" не отвечала. Ни мне, ни, как потом оказалось, "Науке-2", Владику Мартынову, который не шагал, как я, а карабкался в это время вверх по крутому склону другого ущелья, на север от Хаита, вблизи сейсмостанций "Туратол".

— "Наука-1", "Наука-2", как меня слышите? Прием, — час за часом охрипшим голосом повторял Миша Якубов. Он нас не слышал, и это было неприятно: срывались эксперименты по передаче сейсмического сигнала.

Хороший диапазон, УКВ. Связь на ультракоротких волнах надежная и ясная, но УКВ, как лучи света, идут только по прямой. А вокруг горы, да еще какие! Вот и сейчас УКВ не проходят: мешает, наверное, вон тот выступ у выхода из долины. Мне уже кажется, что я различаю розоватый домик сейсмостанций "Хаит" у подножия горы, той самой, с которой сорвался роковой обвал. Наверное, обман зрения: ведь двадцать километров отсюда. А вот серый скол все еще свежих пород на горе виден и вправду совершенно отчетливо. Прямо у этого скола американцы через год поставят свою автоматическую станцию.

— Я — "Наука-1", — неуверенно убеждаю я себя и еще Мишу Якубова, который меня то ли слышит, то ли нет... И основательно проваливаюсь в очередную яму, прикрытую юганом, на этот раз чуть не сломав ногу. Однако что же это за буераки такие?

Растирая ушибленное место, я вдруг вспомнил... Перед глазами возник рисунок из классической уже книжки И. Е. Губина, старого геолога, исходившего здесь все с двадцатых годов, когда он начинал работать, еще нередко под обстрелом басмачей. Разлапистое, как дерево, было изображено на рисунке это самое Ясманское ущелье и рябью — волны, наступающие на его дно со склонов. Так осыпались, оползали эти склоны дважды — во время Гармского землетрясения 1941 года и во время Хаитского землетрясения 1949 года. Вот почему буераки, вот почему пустынна эта заманчиво-красивая долина! Несколько кишлаков погребено здесь под кучами валунов и земли. Я посмотрел в сторону Хаита.

Снимок сделан с южного, памирского берега реки Сурхоб. Райцентр Гарм расположен у подножия похожего на взметнувшуюся волну холма Ганч (глина — тадж.) — маленького и невзрачного, однако интересного не только гончарам, но и геологам кусочка меловых осадочных пород среди однообразия вознесенного до небес гнейсового "фундамента" Гиссарского хребта. Прямо за этой стеной был эпицентр сильного Гармского землетрясения 1941 года.