Больше ничего существенного мы не узнали, да и Марина была на грани. К тому же вскоре к ней пришел врач, видимо, их семейный доктор, и мы ушли, еще раз высказав все, что принято и все, что смогли.
ЗАВЕЩАНИЕ
Господин Франс принял нас в своей конторе уже через час после разговора с Мариной.
Это был довольно пожилой, но приятный человек, невысокого роста и очень худой. От этого лицо его казалось чуть вытянутым. Говорил он, немного растягивая слова, но эта манера не раздражала, скорее даже наоборот.
– Да, разумеется, я уже знаю, что случилось. – ответил он на вопрос комиссара.
– Мы хотели бы кое-что выяснить у вас?
– Конечно, если могу чем-то помочь, пожалуйста.
– Вы звонили сегодня утром госпоже Грей.
– Да, это было часов в десять, пожалуй.
– Вы не могли бы нам сказать, о чем шла речь в вашем разговоре?
– Это уже не тайна – о завещании.
– Она хотела составить завещание, или изменить уже существующее?
– Нет, вы меня не поняли, мы говорили не о ее завещании, а о завещании господина Бирса.
– Господина Бирса? – удивился комиссар, – он что же упомянул госпожу Грей в своем…
– Не Анну, конечно, а Марину, – уточнил адвокат.
– Марину? Но разве он был с ней знаком?
– Видите ли, Марина – его дочь. Он завещал ей все свое немалое состояние, за исключением сравнительно небольшой суммы, которую он оставил для уплаты по различным обязательствам.
– Постойте, а что вы обсуждали с Анной? – неожиданно вмешалась я.
– Госпожа Грей действительно очень странно отреагировала на сообщение о наследстве, которое получила ее приемная дочь. Я понимаю, что это создает для девочки некоторую психологическую нагрузку, она, видимо, не знала ничего о своем отце, но отказываться от таких денег!
– Она хотела отказаться от этого наследства?
– Вот именно, она предлагала передать эти деньги какому-нибудь благотворительному фонду, а девочке ни о чем не сообщать. Но я должен был ей отказать, вы, комиссар, понимаете, что это был бы юридический абсурд. Боюсь, что госпожа Грей огорчилась, хотя ее аргументы мне показались несерьезными.
– А что это были за аргументы? – опять вмешалась я в разговор мужчин.
– Она сказала, что история рождения Марины Грей носит скандальный характер, и девочка может получить тяжелую психическую травму, узнав все подробности. Хотя раскрыть эти подробности никто, кроме самой Анны Грей не мог. В завещании нет ничего, кроме сообщения о том, что господин Бирс признает свое отцовство.
Это сообщение нас просто потрясло. Но оно могло и все объяснить, и все запутать.
Было время обеда, и я пригласила Роберта Фирста к нам, тем более, что адвокатская контора, из которой мы только что вышли, была совсем рядом с нашим домом.
Стива, конечно же, дома не было, а Анна как раз хлопотала на кухне, зная, что в это время я всегда стараюсь приехать, чтобы пообедать с ней вместе и хоть немного поболтать.
Обсуждать ситуацию и факты, которые свалились так неожиданно на наши головы, мы начали уже тогда когда на столе появились чашечки с кофе и бисквиты.
– Знаете, комиссар, – начала я, – мы теперь вряд ли сможем узнать, что так огорчило Анну Грей. Но мне кажется, что это очень серьезно. Анна была привязана к девочке. Она любила ее как настоящая мать. Да и Марина это чувствовала.
– Вы правы, – поддержал меня комиссар, – но я тут попросил своего инспектора собрать всю информацию о госпоже Грей. Думаю, что к вечеру у нас будут дополнительные факты, возможно, что-то прояснится…
– Я понимаю, что это не совсем…
– Не стоит подбирать слова, Джекки, я понимаю, что вы хотели бы и дальше принимать участие в разгадывании этой тайны. Позвоните мне часов в восемь.
– Спасибо, – откровенно обрадовалась я.
Комиссар ушел, мы с сестрой убрали со стола, и я стала собираться в редакцию. Мне нужно было привести в порядок материал для номера, да и историю, начавшуюся у камина в старом доме Юджинии Майер, я хотела облечь в слова и занести в свой служебный компьютер. Эта история не имела отношения к кино, но могла бы стать основой для неплохого киносценария, а мне давно хотелось попробовать себя в качестве сценариста.