Тайна жаворонка

– Приятно снова слышать щебетание ребятишек, – говорит она, разливая сок по пластиковым чашечкам малышей. – И твоё пение, Лекси. Я помню, как ты пела на рождественском концерте, когда тебе было всего семь. Твоя мамочка так волновалась – я думала, она вот-вот взорвётся! А когда ты допела, у всех в зале глаза были мокрыми. Ты попадала во все ноты!

Я помогаю Дейзи поднять чашку и выпить сок, не пролив его на узорчатый ковёр.

– Боюсь, теперь моё пение доводит людей до слёз по иной причине, – отвечаю я, стараясь за шуткой скрыть смущение.

– А что случилось? – безразлично спрашивает Элсбет.

– Я надорвала голос. Повредила голосовую связку. Мне сделали операцию, но она не сработала. Слишком много рубцовой ткани. Так что всё, моя карьера закончена.

– Но со временем он ведь восстановится?

Я качаю головой, не в силах подобрать слова.

– Как жалко, – тон Элсбет становится мягче. – Непростое испытание.

Я поворачиваюсь к Бриди, которая возится с чайником, и украдкой смаргиваю слёзы.

– Только с молоком, пожалуйста, Бриди, – прошу я и, вытирая подбородок Дейзи бумажной салфеткой, добавляю: – В любом случае ей пришёл бы конец. Мало, что ли, певиц, желающих попасть на сцену Вест-Энда, которым не мешает ни беременность, ни ребёнок?

Бриди садится на диван, и мне кажется, что сейчас она начнёт палить в меня вопросами, по сравнению с которыми испанская инквизиция – милая беседа у камина. Но неожиданно на выручку приходит Элсбет, тактично сменив тему и сняв меня с крючка.

– Знаешь, мы тут устроили своего рода детский сад – я и ещё несколько молодых мам, которые собираются друг у друга по очереди в пятницу утром. Завтра моя очередь, и я хотела бы видеть вас с Дейзи

Я с благодарностью смотрю на неё.

– Буду рада. И Дейзи, конечно, тоже.

Джек деловито вставляет в пластиковый шар с отверстиями подходящие по форме предметы, а Дейзи беспомощно протягивает ему детали Лего, желая внести в его творчество свой вклад. Сперва он, сосредоточенный на своём занятии, не обращает на неё никакого внимания, но в конце концов смущённо улыбается ей, берёт детальку и проталкивает в одно из отверстий. Дейзи тут же вручает ему другую, и он смеётся, радуясь новой игре.

– Они хорошо ладят, – улыбается Элсбет, и я чувствую, как лёд между нами понемногу начинает таять. Жизнь может разводить людей в разные стороны, но, может быть, долгие годы разлуки забудутся, и наши малыши помогут нам вновь подружиться, вспомнить тепло нашего общего счастливого детства.

Потом, когда апельсиновый сок допит, а дети вдоволь набили животы сахарным печеньем, мы собираем игрушки, чашки и книжки и готовимся разойтись по домам.

– Спасибо за чудесный чай, Бриди, – искренне говорю я и с чувством её обнимаю. Сегодняшний день выдался удивительно приятным, хотя я так ничего и не узнала об истории своей семьи.

Усадив малышей в коляски, мы с Элсбет какое-то время гуляем вокруг дома Бриди. Дети молчат, уставшие от новых впечатлений, молчим и мы, погрузившись каждая в свои мысли. Подойдя к её воротам и глядя на небо, на заходящее солнце и облака с красной и золотой каймой, я говорю:

– Мне так жаль, что мы перестали общаться. Когда мы встретились в магазине, я подумала, ты злишься из-за того, что я уехала.

Она задумчиво вглядывается в темнеющие воды озера, а потом отвечает:

– Нет, Лекси. Я не злюсь из-за того, что ты уехала. Я разозлилась потому, что ты вернулась, – она переводит взгляд и смотрит мне прямо в глаза. – Понимаешь, я возлагала на тебя надежды. Думала, ты докажешь, что за пределами нашей деревни есть мир, и через тебя я смогу получить какую-то связь с этим миром, даже если наше с тобой общение сойдёт на нет. Я храню все твои письма и открытки. Все программки и билет с автографом, который ты мне прислала, когда выступила в «Годспелл» и познакомилась с Дэвидом Эссексом, – вспоминает она и чуть грустно улыбается. – И когда я в тот день увидела тебя в магазине, я поняла, что моя связь с большим миром оборвалась. Как будто дверь перед моим носом захлопнулась раз и навсегда. Прости, что была такой недружелюбной. Я понимаю, как тебе, должно быть, тяжело вернуться назад.

Внезапно она заканчивает и обнимает меня, а потом поворачивает коляску Джека и катит к своей жёлтой двери.

– Элсбет?

Она оборачивается, смотрит на меня через плечо.

– Спасибо.

Она кивает, ищет в кармане ключ.

– До завтра.

Возвращаясь к домику смотрителя, я незаметно для себя начинаю тихо, себе под нос, напевать песенку. Накормив и выкупав Дейзи, держу её на руках и пою колыбельную под аккомпанемент плеска волн.

«Тише, малышка…»

Мой голос, конечно, хриплый и грубый, но мне всё-таки приятно снова петь, теперь уже для своей маленькой дочери, и смотреть, как трепещут её золотистые ресницы.

Флора, 1940