Тайна Желтой комнаты. Духи Дамы в черном

– Впрочем, все это не важно, сударыня: главное, чтобы ваш дядя как можно скорее поправился и, – добавил он с еще более очаровательной улыбкой, – чтобы вы помогли мне отыскать в пещере некий несчастный камень, который выглядит следующим образом: острый, двадцати пяти сантиметров длиной, сточенный с одной стороны, использовавшийся в качестве скребка, короче, самый древний скребок в мире. Я очень им дорожу, – подчеркнул князь, – поэтому вы, быть может, соблаговолите узнать у дядюшки, что с ним стало.

Несколько высокомерно, что мне понравилось, миссис Эдит пообещала, что приложит все усилия, чтобы столь ценный скребок не затерялся. Князь попрощался и ушел. Когда мы повернулись, рядом с нами стоял Артур Ранс. Похоже, он слышал весь разговор и теперь обдумывал его. Приложив свою трость с загнутой ручкой к губам, он, по своему обыкновению, насвистывал и смотрел на миссис Эдит столь пристально, что она раздраженно проговорила:

– Да знаю я, знаю, о чем вы, сударь, думаете, и меня это вовсе не удивляет – уж поверьте!

Затем, весьма раздосадованная, она повернулась к Рультабийлю и вскричала:

– Что бы там ни было, вы никогда не сможете мне объяснить, как, находясь за пределами Квадратной башни, он очутился в шкафу!

– Сударыня, – ответил Рультабийль, глядя в лицо миссис Эдит так, словно хотел ее загипнотизировать, – терпение и отвага! Если Господь меня не оставит, я еще до вечера объясню вам то, о чем вы спрашиваете.

Глава 18 Самый страшный полдень

Немного спустя я сидел в зале Волчицы наедине с миссис Эдит. Мне показалось, что она не находит себе места от беспокойства, и я попытался ее ободрить, однако она провела ладонями по своим растерянным глазам, и с дрожащих губ у нее сорвалось:

– Я боюсь.

На мой вопрос, чего она боится, прозвучало:

– А вы сами не боитесь?

Я промолчал. Это была правда: я и сам боялся. Она проговорила:

– Вам не кажется, что что-то происходит?

– Где?

– Где-где? Вокруг нас, – поежилась она. – Я совсем одна, совсем! Мне страшно. – С этими словами она направилась к двери.

– Куда вы?

– Пойду поищу кое-кого – не хочу оставаться совсем одна.

– Кого же?

– Князя Галича.

– Этого вашего Федора Федоровича? – вскричал я. – Зачем он вам? Разве я не с вами?

Беспокойство ее, однако, становилось тем сильнее, чем старательнее я пытался его развеять; без особых усилий я понял, что вызвано оно закравшимся к ней в душу страшным подозрением относительно личности ее дядюшки.

Она сказала:

– Пошли! – и увлекла меня за собой, прочь из Волчицы.

Приближался полдень; весь двор был залит благоуханным сиянием. Так как темных очков мы не взяли, нам приходилось заслонять глаза рукой от ослепительно-ярких цветов, однако гигантские герани все равно проплывали перед нашими взорами кровавыми пятнами. Привыкнув немного к этому сиянию, мы прошли по иссушенной земле и, держась за руки, ступили на раскаленный песок. Но наши руки были еще горячее, чем все, что нас окружало, чем даже жаркое пламя этого полдня. Мы смотрели под ноги, чтобы не замечать бескрайнего зеркала вод, а быть может, и затем, чтобы не видеть, что происходит в сияющем просторе. Миссис Эдит твердила свое: «Мне страшно!» Мне тоже было страшно, особенно после моих ночных похождений, я боялся этого необъятного, изнурительного и сверкающего молчания полдня. Дневной свет, когда ты знаешь, что в нем происходит что-то невидимое, еще страшнее мрака. Полдень! Все и замирает, и живет, и молчит, и шумит. Прислушайтесь: у вас в ушах, словно в морских раковинах, гудят звуки куда более таинственные, чем те, что поднимаются с земли с наступлением вечера. Закройте глаза: вы увидите множество серебристых видений, куда более тревожных, чем ночные призраки.

Я посмотрел на миссис Эдит. По ее бледному лицу стекали ручейки холодного пота. Вслед за нею дрожь проняла и меня: я знал, что, увы, ничем не могу помочь и что все, чему суждено случиться, случится помимо нашей воли и желания. Миссис Эдит повела меня в сторону потерны. Арка потерны чернела в ярком свете дня, а по ту сторону этого прохладного туннеля виднелись фигуры Рультабийля и господина Дарзака, которые, словно белые статуи, стояли у входа во двор Карла Смелого. Рультабийль держал в руке трость Артура Ранса. Не знаю почему, но эта подробность меня встревожила. Концом трости он указал сначала на что-то, не видное нам, на своде арки, а потом на нас. О чем они говорили, мы не слышали. Их губы едва шевелились, словно у сообщников, ведущих секретный разговор. Миссис Эдит остановилась, но Рультабийль, повторив движение тростью, дал ей знак подойти.

– Боже, что еще ему от меня нужно? – воскликнула она. – Господин Сенклер, мне очень страшно! Я скажу дяде все, и будь что будет.

Мы вошли под арку; те двое неподвижно следили за нами. Их неподвижность удивила меня, и, когда я задал вопрос, мой голос гулко раскатился под сводом.

– Что вы тут делаете?