Тайна Желтой комнаты. Духи Дамы в черном

Только мне пришло в голову, что подобные нетерпеливые крики я неоднократно слышал в суде, как вдруг у дверей Квадратной башни опять раздался выстрел; он сразу нас отрезвил, наш гнев куда-то пропал, и мы – честное слово! – принялись вежливо упрашивать Рультабийля побыстрее положить конец невыносимой ситуации. Мы его не просто просили, а скорее умоляли, словно каждый хотел доказать остальным и, быть может, самому себе, что он – не Ларсан.

Услышав второй выстрел, Рультабийль преобразился. Выражение его лица изменилось, весь он, казалось, дрожал от бешеной энергии. Оставив насмешливый тон, которым он разговаривал с господином Дарзаком и который нас весьма задевал, он осторожно отстранил даму в черном, все еще старавшуюся его защитить, прислонился спиной к двери, скрестил руки на груди и заговорил:

– Видите ли, в таком деле нельзя пренебрегать ничем. Два Дарзака вошли в комнату, и два вышли из нее, причем один из них – в мешке. Есть от чего потерять голову! Но теперь мне не хотелось бы наговорить глупостей. С позволения присутствующего здесь господина Дарзака, я тысячу раз прошу прощения за то, что подозревал его.

Тут я подумал: как жаль, что он не говорил со мною об этом! Я избавил бы его от многих хлопот и «открыл бы ему Австралию»!

Взбешенный Дарзак стоял перед репортером и настойчиво твердил:

– Какие там извинения! Какие извинения!

– Сейчас вы меня поймете, друг мой, – совершенно спокойно ответил Рультабийль. – Первое, что я себе сказал, когда начал размышлять, вы это или не вы, было: «Но если он – Ларсан, то дочь профессора Стейнджерсона сразу бы это заметила». Логично, не так ли? Логично. Так вот, наблюдая за поведением той, что стала по вашей милости госпожой Дарзак, я понял, сударь: она все время подозревала, что вы – это Ларсан!

Матильда, только что опять упавшая на стул, нашла в себе силы встать и в испуге протестующе взмахнула руками. Страдание еще сильнее исказило лицо господина Дарзака. Он сел и тихо спросил:

– Возможно ли, чтобы вы подумали такое, Матильда?

Матильда молча опустила голову. С беспощадной жестокостью, которую я лично не мог ему извинить, Рультабийль продолжал:

– Когда я вспоминаю каждое движение госпожи Дарзак после вашего возвращения из Сан-Ремо, мне становится ясно, что в них все время проглядывали страх и постоянная тревога… Нет, позвольте я буду говорить, господин Дарзак. Я должен объясниться, да и все должны. Нам нужно расставить все точки над «i». Итак, поведение мадемуазель Стейнджерсон выглядело неестественно. Даже готовность, с какою она уступила вашему желанию поскорее обвенчаться, указывала на то, что ей хочется поскорее покончить с душевными муками. Я помню ее глаза, они ясно говорили тогда: «Неужели возможно, чтобы я продолжала видеть Ларсана повсюду, даже в человеке, который рядом со мною, который ведет меня к алтарю и увозит с собой?» На вокзале же, сударь, ее прощание было душераздирающим. Тогда она уже звала на помощь – ее нужно было спасти от нее самой, от ее мыслей… а быть может, от вас? Но она не осмеливалась открыться кому-либо: конечно, она боялась, что ей скажут…

Тут Рультабийль спокойно нагнулся к уху господина Дарзака и тихо договорил – недостаточно тихо, чтобы я не расслышал, так, чтобы не расслышала Матильда: «Вы что, снова сходите с ума?» Затем, отойдя немного назад, он продолжал:

– Теперь, думаю, мой дорогой господин Дарзак, вы поняли все: и странную холодность, с которой к вам стали относиться, и самое нежное внимание, которым вдруг принималась вас окружать госпожа Дарзак, – к этому толкали ее угрызения совести и постоянная неуверенность. И наконец, позвольте вам заметить, что вы и сами временами казались очень мрачным и мне приходило в голову: а вдруг вы тоже заметили, что госпожа Дарзак, глядя на вас, разговаривая с вами или замыкаясь в молчании, в глубине души никогда не расстается с мыслью о Ларсане? Поэтому поймите меня правильно: мысль о том, что, займи ваше место Ларсан, дочь профессора Стейнджерсона сама заметила бы это, не могла рассеять моих подозрений – ведь вопреки своему желанию она видела его повсюду. Нет, мои подозрения рассеялись по другой причине.

– Но ведь вы могли их рассеять, – насмешливо и вместе с тем отчаянно вскричал господин Дарзак, – легко могли их рассеять, если бы рассудили следующим образом: если я Ларсан и раз я добился того, что мадемуазель Стейнджерсон стала моей женой, то в моих интересах, чтобы все продолжали верить в смерть Ларсана. Тогда бы я не стал воскресать. Разве в тот день, когда Ларсан появился вновь, я не потерял Матильду?

– Прошу прощения, сударь, – возразил Рультабийль, побелев как мел. – Вы опять забываете о здравом смысле. Он же указывает нам как раз на обратное. Я рассуждаю так: раз женщина верит или близка к тому, чтобы поверить, что вы – Ларсан, то в ваших интересах доказать ей, что Ларсан находится где-то в другом месте.