Тайна Желтой комнаты. Духи Дамы в черном

Вот так, дорогой мой, я и провел вечер. Не знаю уж почему, но господин Дарзак и мадемуазель Стейнджерсон снились мне всю ночь; поэтому можете себе представить, какое впечатление произвела на меня наутро весть о покушении на мадемуазель Стейнджерсон. Как было не вспомнить эти слова: «Неужели мне нужно совершить преступление, чтобы обрести вас?» Но когда мы повстречали Робера Дарзака в Гландье, я сказал ему не эту фразу. Той, что мадемуазель Стейнджерсон прочла на листке и где речь шла о доме священника и свежем саде, оказалось достаточно, чтобы перед нами отворились все двери замка. Думал ли я в те минуты, что Робер Дарзак преступник? Нет; пожалуй, нет. Всерьез я тогда ничего не обдумывал – слишком мало я знал. Но мне нужно было, чтобы он немедленно доказал мне, что не ранен в руку. Когда мы остались с ним вдвоем, я рассказал ему, что случайно подслушал в саду Елисейского дворца его разговор с мадемуазель Стейнджерсон. Услышав из моих уст свою фразу о преступлении, он растерялся, но гораздо меньше, чем когда услышал о доме священника. Однако по-настоящему его потрясло известие, что в тот день, когда он встретился во дворце с мадемуазель Стейнджерсон, она взяла из почтового отделения письмо, которое они вечером читали в саду, – письмо, заканчивавшееся фразой о доме священника. Тогда это было лишь предположение, но позже, когда в лаборатории обнаружились остатки письма с датой – двадцать третье октября, оно, как вы помните, подтвердилось. Письмо было написано и взято с почты в один и тот же день. Нет никаких сомнений, что, вернувшись из Елисейского дворца, мадемуазель Стейнджерсон решила сразу же сжечь этот компрометирующий документ. Напрасно господин Дарзак отрицает, что письмо связано с преступлением. Я ему сказал, что в столь таинственном деле он не имеет права скрывать от правосудия случай с письмом, что лично я убежден в его несомненной важности, что отчаяние, с каким мадемуазель Стейнджерсон произнесла роковую фразу, ее слезы, а также его угроза совершить преступление, последовавшая после того, как он прочел письмо, – все это не позволяет мне сомневаться в этом. Волнение Робера Дарзака все усиливалось. Я решил воспользоваться своим преимуществом. «Вы собирались жениться, сударь, – небрежно заметил я, – и вдруг ваш брак становится невозможным из-за автора письма – ведь, едва прочтя его, вы заговорили о преступлении, которое необходимо совершить, чтобы заполучить мадемуазель Стейнджерсон. Значит, между вами и мадемуазель Стейнджерсон есть кто-то, кто запрещает ей выйти замуж, кто готов даже убить ее – только бы она не вступила в брак! – И я закончил свои рассуждения следующими словами: – А теперь, сударь, вам остается лишь поведать мне имя убийцы!» Я, вероятно, говорил ужасные вещи: подняв взгляд на Дарзака, я увидел исказившееся лицо, капли пота на лбу и полные отчаяния глаза. «Сударь, – выдавил он, – быть может, это покажется вам безумством, но я умоляю вас не говорить судейским о том, чтó вы видели и слышали в саду Елисейского дворца, – ни им, ни кому бы то ни было. Клянусь вам, я невиновен, и я знаю, чувствую, что вы мне верите, но лучше уж пусть они меня подозревают, чем пытаются объяснить эту злополучную фразу. Судейские не должны о ней знать. Передаю это дело в ваши руки, сударь, только забудьте о вечере во дворце. Перед вами есть сотня других путей, которые приведут вас к разоблачению преступника, я открою их вам, я помогу вам! Хотите обосноваться здесь? Распоряжаться? Ночевать и питаться здесь? Наблюдать за моими действиями и за действиями остальных? Вы на время станете хозяином Гландье, только забудьте о вечере во дворце».

Тут Рультабийль остановился, чтобы немного перевести дух. Теперь мне стало понятно необъяснимое отношение Робера Дарзака к моему другу и легкость, с какою тот смог обосноваться на месте преступления. Услышанное лишь разожгло мое любопытство. Я попросил Рультабийля удовлетворить его. Что произошло в Гландье за эту неделю? Разве он не сказал мне, что против Дарзака появились новые улики, не менее серьезные, чем трость, найденная Ларсаном?

– Похоже, все оборачивается против него, – ответил журналист, – положение весьма серьезно. Господина Дарзака это не особенно-то заботит. По-моему, он не прав, что занят лишь здоровьем мадемуазель Стейнджерсон, которая понемногу поправляется, в то время как произошло событие еще более загадочное, чем тайна Желтой комнаты.

– Это невозможно! – воскликнул я. – Что может быть загадочнее тайны Желтой комнаты?