Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло

– Да затем, что это было как раз после покушения, и, совершив преступление, он тут же снова принял облик Дарзака, который сопутствовал ему на протяжении всего этого дела, подкрепляя известный вам злой умысел. Вы, конечно, понимаете, что раненая рука сильно смущала его, и, оказавшись на улице Оперы, он вдруг решил купить себе трость и тут же осуществил это намерение. А было восемь часов! Человек, похожий на Дарзака, покупает трость, которую я вижу в руках у Ларсана. А я, догадавшись, что к этому времени несчастье уже свершилось, вернее, только что свершилось, и будучи почти уверенным в невиновности Дарзака, все-таки не подозреваю Ларсана! Да, бывают минуты…

– Бывают минуты, – подхватил я, – когда даже самые великие умы…

Рультабий сделал мне знак замолчать, и я вдруг заметил, что он меня больше не слушает… Он засыпал. И я еле разбудил его, когда мы прибыли в Париж!

Глава XXIX Тайна мадемуазель Станжерсон

В последующие дни мне представилась возможность снова спросить его, зачем он ездил в Америку и что там делал. Однако он и на этот раз не ответил ничего определенного, и узнал я ничуть не более того, что уже слышал от него в поезде по дороге из Версаля. Затем он перевел разговор на другое, и мы стали обсуждать разные стороны этого дела.

Но вот настал день, когда он все-таки сказал:

– Да поймите же наконец, что мне необходимо было установить истинную личность Ларсана!

– Это-то как раз понятно, – заметил я, – но почему вам понадобилось ехать за этим в Америку?

Повернувшись ко мне спиной, он закурил трубку. Дело, как выяснилось, касалось тайны мадемуазель Станжерсон. Рультабий решил, что разгадку этой тайны, связывавшей каким-то ужасным образом Ларсана с дочерью профессора, тайны, никакого объяснения которой он, Рультабий, не мог найти в жизни мадемуазель Станжерсон во Франции, следует искать в ее американской жизни. И он сел на корабль. Там-то Рультабий наконец узнал, кто такой этот Ларсан, и собрал необходимые сведения, чтобы заставить его замолчать… Потому-то он и отправился в Филадельфию. Результат нам известен.

Итак, что же это за тайна, обрекавшая на молчание мадемуазель Станжерсон и господина Робера Дарзака? По прошествии стольких лет, да еще после некоторых публикаций в скандальной хронике, к тому же теперь, когда господин Станжерсон все знает и уже все простил, можно, пожалуй, снять покров с этой истории. Впрочем, она не такая уж длинная, зато все станет на свои места, ибо нашлись-таки жалкие умы, во всем винившие мадемуазель Станжерсон, которая в этом мрачном деле всегда была жертвой – с самого начала и до конца.

Начало этой интриги восходит к тем временам, когда совсем юная мадемуазель Станжерсон жила с отцом в Филадельфии. Там на каком-то вечере у одного из друзей отца она познакомилась со своим соотечественником, французом, который сумел очаровать ее своими манерами, складом ума, нежностью и любовью. Ходили слухи, будто он богат. В скором времени он попросил у знаменитого профессора руки его дочери. Тот навел справки о господине Жане Русселе и сразу же понял, что имеет дело с мошенником и проходимцем. Этот господин Жан Руссель и был, как вы уже, наверное, догадались, небезызвестным криминальным виртуозом Боллмейером, преследуемым во Франции и укрывшимся в Америке, точнее, одной из его ипостасей. Однако господин Станжерсон ничего этого не знал, его дочь, конечно, тоже. Но, получив необходимые сведения, профессор не только отказал господину Русселю в руке своей дочери – он запретил ему бывать в своем доме. Юной Матильде, сердце которой открылось для любви, ее Жан представлялся совершенством, лучше и прекраснее его не было в целом мире; почувствовав себя оскорбленной, она не стала скрывать от отца своего недовольства, и тот отправил ее немного успокоиться на берега Огайо, к старой тетушке, проживавшей в городе Цинциннати. Однако Жан и там отыскал Матильду, и, несмотря на величайшее почтение, которое она питала к своему отцу, мадемуазель Станжерсон осмелилась обмануть бдительность родственницы и бежать с Жаном Русселем: оба они преисполнились решимости, воспользовавшись попустительством американских законов, как можно скорее сочетаться браком. Так оно и случилось. Тем не менее убежали они недалеко, не дальше Луисвилла. И там-то в одно прекрасное утро в дверь к ним постучали. То была полиция, явившаяся арестовать господина Жана Русселя и не обращавшая внимания ни на его протесты, ни на слезы дочери профессора Станжерсона. Полиция не преминула сообщить Матильде о том, что ее муж не кто иной, как хорошо, вернее, печально всем известный Боллмейер!