Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло

Услышав это, г-н непременный секретарь пожелал, чтобы мост Искусств разверзся между ними, положив конец беседе, напомнившей ему самые мрачные часы его честной и горестной жизни. Он торопливо пробормотал:

– Да-да, теперь припоминаю… Я тоже видел вас на кладбище. Великий Лустало был сражен смертью своего сына!

Г-н Лалуэт тотчас же присовокупил:

– О, его скорбь с тех пор ничуть не уменьшилась! Мы его больше не видели в Академии за все время его сурового траура. И нам приходится одним, без него трудиться над словарем. Бедняга! Он испытал такое потрясение!

– Такое потрясение, – заметил вдруг де ла Нокс, склоняя свое благородное и таинственное лицо к самому уху вздрогнувших академиков, – такое потрясение, что после смерти Дэдэ ничего больше не открыл и не изобрел!

Вымолвив эти ужасные слова, г-н Элифас де Сент-Эльм де Тайбур де ла Нокс повернулся спиной к Академии и скрылся на другом конце моста Искусств.

А г-н Лалуэт и г-н Ипполит Патар, ухватившись друг за друга, чтобы не упасть, героическим усилием направили свои стопы к вратам Бессмертия.

Они не проронили ни слова, пока не добрались до кабинета г-на непременного секретаря, но, едва за ними захлопнулась дверь, Гаспар Лалуэт снова обрел в себе силы заявить, что совесть не позволяет ему долее хранить преступное молчание, что трагические, но полные здравого смысла слова Элифаса де ла Нокса окончательно вразумили его. Напрасно г-н Ипполит Патар умолял Лалуэта плачущим голосом не выдавать тайну, пытаясь истолковать в пользу негодяя Лустало малейшее сомнение. Напрасно он призывал друга подумать о чести Академии. Тот оставался неумолим.

– Нет! Нет! – кричал он. – Прав, прав был Мартен Латуш! Он-то верно сообразил: нет на свете преступления гнуснее!

– Есть! – возразил г-н непременный секретарь, взрываясь в свою очередь. – Есть! И даже более гнусное!

– Какое же, сударь?

– А такое, что в Академию приняли человека, который не умеет читать! Я сам это совершил! – И он добавил, дрожа от праведного негодования: – Я! А теперь донеси на меня, если посмеешь!

С девяти лет, когда г-на Ипполита Патара постигло несчастье лишиться матери, он впервые позволил себе «тыкнуть» кому-то.

Однако такая ужасающая фамильярность, вместо того чтобы унять их ссору, произвела обратное действие. Оба Бессмертных вскочили, готовые наброситься друг на друга, как два бойцовых петуха, и лишь внезапный стук в дверь напомнил им о приличиях. Г-н Лалуэт рухнул в кресло у камина, а г-н Патар пошел открывать. Это оказался привратник, принесший объемистый пакет, адресованный г-ну непременному секретарю лично в руки. Отдав пакет, привратник удалился, а г-н Патар ознакомился с его содержимым. Сначала он прочитал на конверте надпись: «Г-ну непременному секретарю. Распечатать на закрытом заседании Французской Академии».

Г-н Патар узнал почерк и содрогнулся.

– Что там такое? – спросил Лалуэт.

Но г-н непременный секретарь был так ошеломлен, что не ответил. С пакетом в руках он бродил по своему кабинету, словно не сознавая, что делает. Затем он решился. Разорвал конверт и обнаружил там толстую тетрадь, озаглавленную «Моя исповедь».

Г-н Лалуэт видел, как он ее читает, но не понимал причины волнения, охватывавшего г-на Патара все больше и больше, по мере того как он переворачивал страницы рукописи. Мало-помалу лицо почтенного академика утрачивало свой красивый лимонный оттенок, с которым привыкли прочно связывать все мрачные переживания этого благородного сердца. Г-н Патар становился белее мрамора, которому в свое время предстояло увековечить его бессмертные черты на пороге Словарного зала.

И тут г-н Лалуэт увидел, как г-н Патар одним широким взмахом швырнул рукопись в огонь, после чего, полюбовавшись еще какое-то время делом собственных рук, повернулся к своему сообщнику.

– Кто старое помянет… – сказал он и протянул ладонь. – Не будем больше спорить. Вы совершенно правы. Великий Лустало оказался великим мерзавцем. Забудем о нем. Он умер. И заплатил свой долг. Но вы, дорогой Гаспар, когда вы заплатите свой? Ну право же, ведь это так просто – научиться читать… хотя бы по слогам.