Раз я почти полностью уверен, что убийца здесь, почему бы не поднять тревогу немедленно? Убийца, вероятно, скроется, но, может быть, мне удастся спасти мадемуазель Станжерсон? А что, если ночной посетитель вовсе не убийца? Дверь была открыта, чтобы он сумел войти. Но кем? И снова закрыта. Кем? Он проник этой ночью в спальню, дверь которой наверняка была заперта изнутри, ибо мадемуазель Станжерсон каждый вечер запирается в своих апартаментах вместе с сиделками. Кто повернул ключ в замке, чтобы впустить убийцу? Сиделки? Две верные служанки – старуха горничная или ее дочь Сильвия? Это маловероятно. К тому же они спят в будуаре, и мадемуазель Станжерсон, крайне обеспокоенная и крайне осторожная, как сказал мне Робер Дарзак, сама следит за своей безопасностью, с тех пор как стала чувствовать себя достаточно хорошо и способна передвигаться по комнатам в своих апартаментах, откуда я ни разу не видел, чтобы она выходила. Эта внезапная тревожность и эта осторожность мадемуазель Станжерсон, поразившие господина Дарзака, заставили и меня тоже призадуматься. Нет ни малейшего сомнения в том, что, когда произошло покушение в Желтой комнате, несчастная
Если за этой дверью царит такая тишина, значит, она необходима кому-то! И, значит, мое вмешательство принесет скорее зло, чем пользу? Почем я знаю? А что, если мое вмешательство в эту минуту послужит причиной преступления? Ах, как бы увидеть и узнать, не нарушая этой тишины!
Я выхожу из прихожей. Иду к центральной лестнице и спускаюсь по ней, вот я уже в вестибюле, я бегу, стараясь как можно меньше шуметь, к маленькой комнатке на первом этаже, где после покушения во флигеле спит теперь папаша Жак.
Он одет, глаза его растерянно блуждают. Его ничуть не удивило мое появление, он говорит, что встал с постели, после того как услышал крик Божьей твари и шаги в парке. Да-да, шорох шагов у себя под окном. Тогда он выглянул в окно и увидел, как мимо проскользнул черный призрак. Я спрашиваю, есть ли у него оружие. Нет, с тех пор как следователь забрал его револьвер, у него нет больше оружия. Я тащу его в парк через маленькую дверь черного хода. Скользим вдоль стены замка до самого того места, где расположено окно спальни мадемуазель Станжерсон. Там я велю папаше Жаку прижаться к стене и не двигаться, а сам, воспользовавшись тем, что луна в этот момент скрылась за облаком, встаю напротив окна, но за пределами отбрасываемого им квадрата света; окно полуоткрыто. Из предосторожности? Чтобы иметь возможность быстро уйти через окно, если кто-то войдет в дверь? О-о! Тот, кто решится выпрыгнуть из этого окна, имеет все шансы сломать себе шею! А что, если убийца прихватил с собой веревку? Он должен был все предусмотреть… Ах, знать бы, что происходит в этой комнате! Проникнуть в тайну ее молчания! Я возвращаюсь к папаше Жаку и шепчу ему на ухо одно только слово – “лестница”. С самого начала я, конечно, сразу подумал о дереве, которое неделю назад уже служило мне наблюдательным пунктом, но я тотчас же заметил: окно полуоткрыто таким образом, что на этот раз, взобравшись на дерево, я не увижу то, что происходит в комнате. К тому же я хочу не только видеть, но и слышать, а в случае необходимости еще и… действовать…
Папаша Жак, весь дрожа от волнения, исчезает на мгновение и тут же возвращается, но без лестницы, издали подавая мне знаки и широко размахивая руками, чтобы я скорее шел к нему. Когда я очутился рядом с ним, он таинственно прошептал:
– Ступайте за мной!
Обогнув замок, мы приблизились к донжону, и только тогда он сказал:
– Я ходил за лестницей в нижний зал донжона, куда мы с садовником складываем разные ненужные вещи. Дверь донжона оказалась открытой, и лестницы там не было. Потом при лунном свете вот где я ее обнаружил!
Он показал мне лестницу, стоявшую в другом конце замка, она была прислонена к выступу, служившему опорой террасе под окном, которое было открыто. Из-за террасы я и не разглядел лестницу… С ее помощью можно было с легкостью проникнуть в сворачивающую галерею второго этажа, и у меня не оставалось сомнений, что именно этот путь избрал незнакомец.