Тайна желтых нарциссов

— Не гони, коппер. Все в свое время. Появился он где-то года четыре назад, сказал, что по ювелирной части, торгует драгоценностями. Не буду вас убеждать, что я ему так и поверил — ни вы не похожи на сумасшедшего, ни я. Короче, я его не спрашивал, и он о своем бизнесе не распространялся, но, подозреваю, что доходы у него с контрабанды. Серьезный человек — денег у него было навалом, мог от них прикуривать, купюры сыпались с него, как листья осенью. «Скарр, — говорит, — ты человек дела. Я не люблю, когда обо мне много говорят, и, судя по тому, что я про тебя знаю, ты этого тоже не любишь. Мне нужна тачка. Но не своя». Ну, он, понятное дело, не совсем такими словами мне все это выложил, аккуратнее — одно слово, иностранец, — но смысл был такой, это точно. Я, значит, его и спрашиваю: «А какое будет ко мне предложение? — говорю, — предложение, мол, какое?»

А он мне отвечает: «Я, говорит, шибко скромный. Мне, говорит, такая тачка нужна, чтобы, значит, случись со мной какая на дороге авария, чтоб по той тачке, значит, ну никак нельзя было меня вычислить. Купи, говорит, мне, Скарр, приличную подержанную лайбу и обязательно, говорит, чтоб с крытым верхом. На свое, Скарр, имя купи и держи для меня всегда наготове. Вот тебе для начала пять сотен, для начала, и по двадцать фунтов в месяц за гараж и уход за ней, говорит. А вот тебе премия за каждый день, что я на ней кататься, значит, буду. Но я, говорит, очень застенчивый, скромный, понятно? Ты меня знать не знаешь и видеть не видел, мол. За то, мол, что не видел и не знаешь, деньги и плачу».

Так и сказал, провалиться мне на этом месте, если хоть грамм насвистел. Н-да, никогда я тот день не забуду. Лило, понимаете, как из ведра, а я, значит, корячусь над старым такси, которое незадолго до того урвал у одного хмыря из Уондсворга. Такая, скажу я вам, была колымага! Да еще букмекеру должен был сорок монет, и полицейские у меня на хвосте сидели по поводу одной тачки, что я взял за гроши на распродаже и раздолбал в Слэпхеме.

Скарр перевел дыхание, с шумом выпустил воздух, изобразив жестом полнейшую капитуляцию перед таким отчаянным стечением жизненных неурядиц.

— И вот стоит он, понимаешь, у меня над душой, как вроде моя собственная совесть. И сыплет мне на голову банкноты, словно использованные билетики на тотализаторе.

— Как он выглядел? — спросил Мендель.

— Молодой такой, ростом высокий, значит, белобрысый. Симпатичный. Но холодный по крови, селедка голландская. И больше я его с того самого дня и не видел, только письма приходили с лондонским штемпелем. На простой бумаге печатные буквы, вроде: «Приготовь к вечеру в понедельник» или «Приготовь к вечеру во вторник». Тачку я оставлял, как было уговорено, значит, во дворе, бензина по завязку, всю такую вылизанную, отлаженную. Он никогда не говорил, в какой день ее вернет. Просто подгонял сразу после закрытия или попозже, с зажженными фарами и дверями на запоре. И в кармане для карты оставит мне пару фунтов на каждый день, что ее не было на месте.

— Вы ж должны были что-то придумать и на тот случай, если б тебя, к примеру, тормознули за что-нибудь, а?

— А у меня номерок был, телефонный. Он сказал мне, звони, мол, по этому номеру и проси к телефону такого-то по имени.

— Имя, имя какое, болван? — заорал Мендель.

— А он сказал, выбирай, мол, сам. Я выбрал «Блонди». Ему оно не шибко понравилось, но на том и порешили. Так и осталось Блонди. А телефон был такой: Примроуз, 0098.

— Ты им когда-нибудь пользовался?

— Да, пару лет назад, я залетел в Маргейт на десять дней. Подумал, лучше пусть об этом знает. К телефону подошла девушка, тоже голландка, по голосу. «Блонди, — говорит, — сейчас в Голландии». Ну, я через нее все и передал. А потом перестал звонить.

— Почему?

— А, присмотрелся. Он появлялся точно, раз в две недели. Первый и третий вторник, кроме января и февраля. Вот такой, значит, был у него порядочек. В первый раз, правда, в январе-то он и нарисовался. Обычно в четверг ставил тачку на место. Странно, что вернул сегодня вечером. Но теперь все, шалишь, на прикол, а, инспектор? — Скарр держал в своей лапище почтовую карточку, которую ему дал Мендель.

— А вообще бывало так, чтобы он исчезал надолго?

— Только зимой. В январе его не было, кроме того раза, и в феврале. Как я вам сказал.

Мендель все еще держал в руке пятьдесят фунтов. Он бросил их на колени Скарру.

— Только не думай, что ты такой счастливчик и на этом все и закончилось. Не хотел бы я иметь твои башмаки за сумму и в десять раз большую, чем эта. Я еще вернусь.

Мистер Скарр озаботился, похоже, всерьез.

— Колоться — это не по моей части, — сказал он, — но тут, понимаешь ли, как раз тот самый случай, когда своя рубашка как-то ближе к телу. Ну и родина не должна пострадать, не так ли, а, эсквайр?

— Ну, пожалуй, хватит на сегодня, — сказал Мендель, вдруг почувствовавший себя усталым. Он забрал у Скарра почтовую карточку, вылез из машины и пошел к больнице.