Тайна жертвенных ягнят

Тело Алины расслабилось, она резко приподняла голову, и наши губы встретились. О-о, это был самый сладкий поцелуй в моей жизни. Никогда до него и никогда после я не испытывал подобных ощущений, как в тот раз. Это прикосновение было сродни прикосновению к необыкновенному, доселе неведомому мною сочному, нежному, ароматному фрукту. Я вкушал его, испытывая неземное наслаждение, голова моя кружилась, а по телу разливалась истома, которая бывает в момент наивысшего блаженства. Мои ладони скользнули по плечам, затем рукам девушки, она подалась ко мне, дрожа всем телом. Кажется, барышня уже созрела для любви. Да и я изнемогал от страсти. Пора приступать к активным действиям. Я рывком поднялся, бережно держа Алину одной рукой под спину, а другой под колени и, пошатываясь, словно пьяный, понес ее на кровать.

Убийца

Когда утром я проснулся, Алины на соседней кровати (мы ночью обе сдвинули вместе) не оказалось. Удивительно, я так крепко спал, что даже не слышал, как она ушла. Вроде и выпил-то вчера немного, всего лишь полбутылки сухого вина, а спал, как после лошадиной дозы снотворного – не просыпаясь и без сновидений. Хотя если полночи с девушкой о политике говорить, можно и без снотворного спать как убитый, что я сегодня успешно доказал, проспав до половины десятого утра. Чувствовал я себя превосходно, и не только физически, но и морально – как военачальник, долгое время осаждавший крепость, которая в конце концов сдалась на волю победителя.

Я легко соскочил с кровати и отправился в ванную бриться. Едва, стоя перед зеркалом, намылил пеной бороду и провел лезвием по щеке, как в дверь постучали. Весь в пене и со станком в руке, я вышел в прихожую и спросил:

– Кто там?

– Тьфу ты, Игорь! Жив, что ли?! – с явным облегчением произнес в коридоре голос Бурмистрова.

Я открыл дверь. Майор, в клетчатой рубашке нараспашку и в шортах чуть ниже колен, стоял, широко расставив волосатые ноги, обутые в кроссовки. Видимо, в таком положении коридор меньше под ним качался. Не могу сказать, что он был сильно пьян, но то, что успел принять на грудь, это точно.

– Ну, ты напугал, – с осуждением проговорил полицейский, качая головой. – Жду, жду на пляже, а тебя все нет и нет. Я думал, случилось что, решил заглянуть.

– Тьфу-тьфу, – ответил я, сторонясь, чтобы пропустить его внутрь. – Просто не спалось вчера, вот и провалялся дольше обычного. Наши-то остальные все живы?

– Ага, – коротко хохотнул Бурмистров, проходя мимо меня в комнату. – Все живы, к счастью. – Заметив на столе пустую бутылку из-под вина и бокал, кивнул на них и спросил: – Тоже пьянствуешь в одиночестве?

Второй бокал, стоявший на полу у прикроватной тумбочки он, к счастью, не заметил. Не хотелось мне, чтобы майор знал о том, что я «взял Бастилию» – не люблю перед мужиками хвастать своими победами.

– Да так, – ответил я, почесав щеку – крем для бритья стал подсыхать и стягивал кожу. – Тоскливо что-то вчера стало, вот выпил винца немножко.

– Ну-ну, – с кривой ухмылкой, скорее одобрительно, чем осуждающе, произнес майор. – Пить в одиночестве – прямая дорога к алкоголизму.

«Чья бы корова мычала…» – подумал я, но заговорил на другую тему:

– Есть какие-либо подвижки в расследовании убийств?

– Нет, Игорь, я только позвонил по телефону, что мне дал шеф, и попросил собрать мне побольше данных на погибших, да и на остальных членов нашей группы, и скинуть мне их на электронную почту.

– А ты заметил, что все погибшие – люди, возраст которых перевалил за пятьдесят или близится к этому? За исключением Лебедевой, конечно, которая была отравлена по ошибке – яд предназначался, скорее всего, старушке-врачу.

– Ну и что ты хочешь этим сказать? – удивленно воззрился на меня Бурмистров.

– Откуда я знаю, просто это одна из черт, которая объединяет жертвы.

– Маловато для зацепки, – отмахнулся майор, потом заметил: – Это первая особенность…

– А вторая… Я уже давно обратил внимание еще на одну деталь, объединяющую всех нас, прилетевших в Турцию одним рейсом. До поры до времени помалкивал, так как не представлялось случая озвучить ее. Мы все, за исключением Милушевой и Яриловой, живем в одноместных номерах.

– А ведь ты, Игорек, зришь в корень! – хмыкнув, признался Бурмистров. Ладно, Пинкертон, брейся и на пляж приходи, – с этими словами он махнул рукой и тяжелой поступью двинулся прочь из моего номера.

Я прикрыл за ним дверь, повернул защелку и вновь зашел в ванную. Засохшую пену пришлось смывать и наносить новую. Я побрился, привел себя в порядок и спустился вниз.