В 1978 г. Чаргафф описал эту встречу с высоты прошедших лет так: «Моя тогдашняя оценка была, конечно, скоропалительной и, вероятно, ошибочной. Первое впечатление: один – 35 лет, вид увядающего наводчика на скачках, персонаж Хогарта ("Карьера распутника"), возможно, Крукшанка, Домье: несмолкающий фальцет, мутный поток болтовни, в котором временами посверкивают золотые самородки. Другой – словно бы недоразвитый в свои 23 года, постоянная ухмылка – скорее хитрая, чем стеснительная; не говорит ничего существенного». Чаргаффу очень не понравилось, что на Уотсона и Крика повлияла теория α-спиральной структуры белков Полинга, а не его собственные попытки объяснить комплементарность аденина и тимина, цитозина и гуанина. Его неприятно поразили их «колоссальные амбиции и нахрапистость в сочетании с почти полным невежеством в химии, самой реальной из точных наук». Тем не менее Чаргафф долго утверждал, что именно тот разговор натолкнул Уотсона и Крика на двухцепочечную модель ДНК{799}
. Что бы ни было причиной – гордыня, конфликт поколений или его непонимание их вопросов на языке теории дифракции на спиралях, – Чаргафф отнесся к собеседникам саркастически: «Парочка уличных зазывал в поисках спирали»{800}.Крик признавал, что эта встреча действительно натолкнула его на важнейшее умозаключение. Озарение произошло после того, как он задел Чаргаффа замечанием: «Ну, и к чему же ведет вся эта работа с нуклеиновой кислотой? Она не дала нам ничего, что мы хотим знать». Обидчивый Чаргафф ответил, что это, разумеется, соотношение 1:1. Крик совершил промах, спросив: «А что это такое?», ведь работа Чаргаффа была опубликована. Фрэнсис бездумно совершил еще один
Рассказ об этом эпизоде был бы неполон без описания его комического завершения. Крик после разговора с Чаргаффом вечером неожиданно нагрянул к Джону Гриффиту в Тринити-колледж. Он забыл подробности рассуждений Гриффита о комплементарности и захотел выслушать их еще раз. Открыв дверь, он застал Гриффита в страстном общении с молодой женщиной, но это его не остановило. Крик схватил записи Гриффита, нацарапал формулы на обратной стороне конверта и поспешно ретировался. Уотсон заметил по поводу этого вторжения, ознаменовавшего окончание участия Гриффита в истории с ДНК: «Очевидно, в биологии наличие
Помимо того что Чаргаффу не удалось установить продуктивные рабочие отношения с Уотсоном и Криком, он «поставил не на ту лошадь». Весной 1952 г. Чаргафф не сказал Уотсону, Крику или Кендрю, что уже год как снабжал Мориса Уилкинса образцами ДНК. Чаргафф и не внушающий опасений Уилкинс сблизились прошлым летом на Гордоновской конференции по нуклеиновым кислотам и белкам в Нью-Гемпшире, где были в числе тех немногих участников, кто считал, что ДНК играет главную роль в наследственности.
В октябре 1951 г. Рэндалл распорядился, чтобы Розалинд Франклин работала с образцами ДНК от Зигнера{804}
, а Уилкинс, к его разочарованию, – со своими препаратами из сперматозоидов каракатицы, добытыми в Неаполе. Однако с декабря 1951 г. Чаргафф из своей лаборатории в Нью-Йорке посылал Уилкинсу срочной авиапочтой ДНК из телячьей вилочковой железы. В ответ Уилкинс отправлял ему ежемесячные отчеты о ходе работ{805}. Но образцы Чаргаффа сильно уступали препаратам ДНК от Зигнера. Они разрушались вскоре после выделения, из-за чего были непригодны для продолжительного рентгеноструктурного анализа, а также плохо переходили из формы А в форму В даже при должном увлажнении{806}.