Сразу после доклада Франклин 28 января Уилкинс написал Крику о том, как угнетает его обстановка на работе: «Мне стало довольно тошно из-за выступления Розалинд. Бог знает, что станется со всем этим делом. [Она] говорила 1¾ часа безостановочно… и показала элементарную ячейку такого размера, что в нее можно было сесть, – но ничего в ней»{975}
. В своих мемуарах Уилкинс немного украсил эти воспоминания. Он по-прежнему описывал выступление Франклин как «исключительно длинное и посвященное единственно ее предположениям о структуре А-ДНК – она вообще не упоминала В-форму». Он утверждал, что помнит лишь модель, которую она сделала из проволоки: «Без сомнения, все это было тщательно продумано, но для меня здесь не было ничего нового… угнетала мысль, что такой способный ученый, как Розалинд, прилагает столько усилий на движение в неверном направлении»{976}.Последнее утверждение, подразумевающее, что Франклин ищет неспиральную структуру, опровергается или, во всяком случае, ставится под сомнение ее лабораторными записями, рассказами Уилкинса журналистам о ее докладе в ноябре 1951 г. и даже его собственными мемуарами, в которых он описывает обсуждение после доклада. Уилкинс, первым поднявший руку, спросил Франклин, как неспиральная структура согласуется с полученной ею четкой дифракционной картиной В-формы. Франклин в своей жесткой и уверенной манере ответила, что не видит проблемы: В-ДНК является спиральной, А-ДНК нет. В 2003 г. Уилкинс вспоминал, как удивил его этот ответ Франклин: «Меня ошеломил ее ответ, потому что тогда я впервые услышал, как она признает, что какая-либо ДНК может быть спиральной. Я еще сильнее удивился ее мнению, что В-ДНК спиральная, а А-ДНК неспиральная. Мне никогда не приходило в голову, что она может так считать». Его сильно озадачило и ее пояснение, что ДНК должна быть способна легко переходить из спиральной формы в неспиральную при изменении содержания воды: «Стоукс и я полагали, что если В-ДНК является спиральной, то и А-ДНК должна быть спиральной. Мы не были твердо убеждены в этом, но считали очень вероятным». Уилкинс допускал, что просто не понял Розалинд, потому что они говорили друг с другом словно на разных языках. Не удовлетворенный ответом, он просто сел. Под конец жизни он утвердился в мысли, что обсуждение доклада закончилось так: «Никто больше ничего не сказал о строении В-формы, но я полагаю, что, если бы аудитории была показана поразительная новая дифракционная картина, ее бы обсудили. Почему она ее не показала?»{977}
Герберт Уилсон, работавший под руководством Уилкинса, но не с Франклин, также присутствовал на семинаре. По его словам, он вел конспект ее прощального выступления, но, к сожалению, не сохранил его. В 1988 г., то есть еще при жизни Уилкинса, Уилсон утверждал, что В-ДНК не упоминалась{978}
и что он не знал о спиральной интерпретации В-формы ДНК Франклин до 1968 г., когда коллега и почитатель Франклин биохимик Аарон Клуг написал статью для журналаУтром 30 января Джеймс Уотсон десятичасовым поездом поехал из Кембриджа в Лондон. От вокзала Кингз-Кросс он сначала на метро, а потом пешком добрался до Хаммерсмитской больницы, где встретился с Уильямом Хейсом, чтобы закончить совместную статью о рекомбинации бактерий. В кармане его пиджака лежал экземпляр препринта статьи Полинга и Кори о трехцепочечной модели. Оттуда он ближе к вечеру отправился в Королевский колледж{980}
.Около четырех часов пополудни Джеймс влетел в кабинет Уилкинса и выложил ему новости: Полинг предложил модель ДНК, которая, похоже, ошибочна. Уилкинс, по-прежнему считавший Уотсона несносным и чудаковатым, объяснил, что в настоящий момент занят, и вежливо предложил ему вернуться чуть позже – возможно, надеясь, что американец исчезнет. А Уотсон спустился в цокольный этаж и пошел в лабораторию Франклин{981}
, что можно счесть довольно странным с учетом их взаимной неприязни.Тут надо заметить, что у Уотсона были своеобразные отношения с женщинами. Любая «милашка» представлялась ему «объектом», о чем рассказывал французский микробиолог Андре Львов{982}
. В возрасте девяноста лет Уотсон говаривал, что в те времена его больше занимали девушки, чем наука{983}.