Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК

Погода тем летом была солнечной и жаркой – даже не верилось, что на свете существует зима. Немногочисленные студенты, остававшиеся в Анн-Арборе, слонялись по пешеходным дорожкам, наискосок пересекавшим сорок акров[46] центрального кампуса, и забредали в здания из красного кирпича и известняка, фасады которых украшали величественные колонны. В перерывах между занятиями они сидели на зеленой траве в тени дубов и вязов, выстроившихся параллельными рядами вдоль дорожек, словно маршевый оркестр. Из преподавателей остались лишь те, кто застрял в городе из-за студентов, имевших академическую задолженность, или вел спецкурсы для коллег, в частности по биофизике. С четверти десятого утра до девяти вечера каждые 15 минут летнюю тишину нарушал бой часов на башне Бертона. Громада этого железобетонного облицованного известняком сооружения в стиле позднего ар-деко, высота которого составляет 65 м, доминирует над центральным кампусом университета. Заключенный в ней карильон из пятидесяти трех колоколов, четвертый в мире по массе, играет мелодию «Вестминстерские четверти»{423}.

Джеймс Уотсон и его сестра возвращались из Неаполя в Копенгаген через Северную Италию, Париж и Швейцарию. По вечерам они развлекались чтением. Уотсон перелистывал страницы мемуаров в форме романа американского философа испанского происхождения Джорджа Сантаяны «Последний пуританин» (The Last Puritan: A Memoir in the Form of a Novel), рассказывающего историю потомка старинного бостонского семейства, пуританские вера и мораль которого не вписываются в культуру Америки XX в. Отождествляя себя с главным героем, Уотсон в письме родителям высоко отозвался об этой ныне почти забытой книге, особенно его впечатлили начальные главы, где описываются родословная и отрочество героя{424}.

По делам он заехал в Женеву и провел несколько дней в обществе швейцарского биолога Жана Вейгля, с которым виделся на летнем семинаре «фаговой» группы Макса Дельбрюка в Колд-Спринг-Харборе в 1949 и 1950 гг. Вейгль, недавно вернувшийся в Швейцарию из Калифорнийского технологического института, рассказал ему, что Полинг только что установил структуру белков, а это первое описание молекулярного строения биологически важного вещества. Слушая об очередном триумфе Полинга, Уотсон представил себе, как сообщалось об этом великом событии, словно сам при этом присутствовал: «Модель оставалась спрятанной за занавесом до конца доклада, когда он с гордостью предъявил свое творение. Затем Лайнус с горящими глазами рассказал о главном в своей модели – специфической конфигурации белковых молекул, называемой α-спиралью»{425}. Вейгль, слабо ориентировавшийся в рентгеновской кристаллографии, не мог ответить на град вопросов, которые обрушил на него Уотсон. Он сказал Джеймсу, что некоторые коллеги считают α-спираль, как он выразился, «очень симпатичной», но все ждут публикацию Полинга в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences (PNAS), чтобы увериться в его правоте.

В наше время, когда можно мгновенно связаться с любой точкой планеты, трудно себе представить, как медленно перемещалась информация полвека назад. В начале 1950-х гг. для того, чтобы читатели получили свежий номер научного журнала, нужно было подготовить рукописи для типографии, там набрать все тексты вручную из металлических литер и напечатать на бумаге, проверить, внести исправления, снова напечатать и только после этих трудоемких процессов доставить в библиотеки и подписчикам на грузовых автомобилях, поездах и самолетах. Издающиеся в США журналы доставляли в Европу пароходом, так что там они появлялись на шесть недель позже. Поэтому, когда в июле 1951 г. Уотсон вернулся в Копенгагенский университет, в университетскую библиотеку лишь недавно поступил апрельский номер PNAS. Джеймс буквально вырвал его из рук библиотекарши и дважды прочел материал Полинга. Через несколько недель пришел майский номер, содержавший еще семь статей Полинга, которые Уотсон также проглотил с жадностью. Позже он вспоминал: «Терминология по большей части была для меня недоступна, и я мог лишь составить общее впечатление об аргументации. Я не мог оценить, насколько она обоснована. Единственное, в чем я был уверен, – что это хорошо написано»{426}. Несмотря на недопонимание, последнее открытие Полинга вызвало у Уотсона бурю тревог. Что, если Полинг применит свой подход к решению загадки ДНК прежде, чем у него самого появится возможность раскрыть эту тайну?{427}