Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК

Согласно документам станции, Райт и Калькар изучали метаболизм пуринов в икре морского ежа, а Уотсон занимался библиографической работой{382}. Он сообщил сестре: «Большую часть времени я читаю и пишу. Я уже так давно не брался за свою диссертацию, что теперь могу писать ее, не умирая от скуки»{383}. Он имел свободный доступ в библиотеку станции, располагавшую богатыми фондами: свыше 40 000 книг плюс все ведущие журналы по биологии, выходящие на английском, итальянском и немецком языках. Многие периодические издания имелись начиная с самого первого номера, так что в них можно было найти все статьи раннего периода генетики{384}. Высоко над стеллажами, среди фризов и пилястров работы скульптора Адольфа фон Гильдебранда, красовались четыре яркие фрески немецкого художника-символиста Ханса фон Маре, изображающие, по словам творца, «очарование жизни в море и на берегу»{385}.

В это время Уотсона беспокоили виды на будущее. Он мечтал открыть «тайну жизни», но пока не имел никаких достойных идей{386}. Между размышлениями он наконец переделал статью, которую они с Оле Молё написали зимой 1950/51 года; все ее варианты они послали в Пасадену на редактуру Максу Дельбрюку, который затем способствовал ее публикации в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences. В этой работе Уотсон и Молё пометили радиоактивным изотопом фосфора родительские фаговые частицы, так что он включился в ДНК, и затем выделили меченую ДНК из потомства. Они надеялись, что у них получился новый вариант знаменитого эксперимента Эвери. Однако, поскольку выход радиоактивного фосфора составлял лишь около 30 %, Дельбрюк исправил в статье «генетический материал» на «вирусную частицу». Это означало, что в 1951 г. мировой авторитет в области генетики вирусов не считал, что вирусные гены – это ДНК{387}.

На тот момент Уотсона угнетала не любовная история научного руководителя и не написание статей. 6 марта 1951 г. он получил письмо из районного военного комиссариата № 75 города Чикаго с требованием в течение трех недель явиться для медицинского осмотра перед призывом в армию. Чтобы воспрепятствовать планам вооруженных сил родной страны, Джеймс попросил Калькара, Лурию и Дельбрюка поддержать его прошение об отсрочке от прохождения службы в армии США (в конце концов он ее получил), тем более что тогда шла война в Корее. Кроме того, пора было снова подавать заявку на грант от Merck, чтобы продолжать исследования за пределами США. Из-за этих проблем он едва держался на плаву в океане тревог{388}.

Самым ярким событием в период пребывания Уотсона на Зоологической станции в Неаполе стал организованный ЮНЕСКО симпозиум «Субмикроскопическая структура протоплазмы», прошедший 22–25 мая 1951 г. Научные конференции имеют печальную славу скучных мероприятий, на которых слушатели клюют носом под монотонное бормотание докладчиков, читающих по бумажке заготовленные тексты. Лишь изредка случаются интересные и увлекательные выступления. Большинство ученых предпочитают сообщать о своих достижениях в печати не только потому, что им приятно видеть свое имя на журнальной странице, но, что важнее, зачастую публикация – единственный способ обеспечить себе приоритет, когда дело касается открытия. В современной науке выступлениями без публикаций авторитет не заработаешь.

На неаполитанском симпозиуме ключевым был доклад человека, вдохновившего Полинга на расшифровку строения белков, – Уильяма Астбери из Лидсского университета{389}. Астбери изучал белки шерсти, хлопка и волос, молекулы которых имеют вытянутую форму и образуют волокна, которые удобно исследовать методом рентгеноструктурного анализа. Молекулы ДНК тоже образуют волокна, хотя и совсем иные, но также достаточно длинные и растяжимые, подходящие для рентгеновской кристаллографии. Астбери бился над структурой ДНК больше десяти лет, но без особого успеха{390}.

В 1938 г. Астбери и его ученица Флоренс Белл опубликовали первые дифракционные рентгенограммы волокон ДНК. Хотя изображения были несколько нечеткими, по ним можно было определить, что полинуклеотидная цепь похожа на столбик монет{391}. В 1947 г. вышла статья Астбери «Исследование нуклеиновых кислот методом рентгеновской кристаллографии»[44], в которой приводилась верная оценка расстояния между нуклеотидами, а именно – 3,4 ангстрема (A; 1 A = 10^–10 м); также был определен период идентичности, то есть повтор некой крупной структуры, – 27 A. Астбери сделал вывод, что «нуклеотиды лежат один поверх другого, как тарелки в стопке, а не по спирали вокруг продольной оси молекулы (курсив мой. – Х. М.)»{392}.