Париж был потрясающим, особенно я это ощутила, когда Борис приехал: занятия у путейцев закончились раньше, чем мы ждали. И по театрам мы ходили, и в Опера́, и в Лувр — вот где богатство! — и на Ипподром — это вроде цирка и зоологического сада, — но главное — на карнавал Масленичный. Это у французов называется mardi-gras, жирный вторник.
Сначала карнавал на Бульварах особого впечатления не произвел, ряженых было не очень много, а костюмы какие-то доморощенные: вывороченные пальто, одеяла, в которые люди заворачивались, мужчины в женском платье и наоборот… Но потом разошлось! Всевозможные колесницы, крокодилы, Дон Кихот, мельницы к нему, повара с котлами, «царицы рынка» в кисейных платьях, с короткими рукавами, в белых перчатках, несмотря на мороз…
В конце концов мы насладились зрелищем и начали выбираться из толпы. Но тут я оступилась, покачнулась и упала бы, если меня с одной стороны не подхватил Борис, а с другой — какой-то незнакомый мужчина. При этом он уронил толстую книгу, которую держал под мышкой. Ее тотчас подняла женщина, стоявшая рядом с ним, и принялась заботливо отряхивать от уличной грязи. Мы с Борисом мерсикали и экскюзикали, эти двое нам вежливо отвечали, мол, ничего, авек плезир[9]
, и вдруг эта женщина и я разом спросили друг друга: «Вы русские?»Мы не только по акценту догадались, а по внешности: уж очень красивая пара была! У нее великолепные глаза — переменчивые, не то голубые, не то серые, роскошные русые волосы, точеные черты лица. Такой чистейший, прекрасный славянский тип… Он был тоже весьма хорош собой. Среди французов такую безусловную красоту редко сыщешь. Самое забавное, что они в нас русских тоже по внешности признали. Мужчины смотрели друг на друга с симпатией и порешили пойти выпить за марди-гра и за дружбу соотечественников. А мне до смерти хотелось достать альбом, который я всегда в сумке таскала, карандаши и нарисовать эту удивительную красавицу. Я всегда любила портреты, они мне удавались, у меня большая коллекция набросков собралась, которые, я знала, мне рано или поздно пригодятся, но такой удивительной красоты не было. Странно, что в чертах ее было нечто трагическое — при такой-то внешности!