Качали, качали — весь дух вышел, а камера мягкая. Тогда Митька с улыбкой и говорит:
— Давайте я добавлю. — Добавил, и враз колесо готово. Довольный такой стоит. Ребята на него смотрят и тоже радуются неведомо чему. А он им вдруг и говорит:
— Сейчас махнем на станцию. Нам опаздывать нельзя. Жена ко мне из Донбасса приезжает. Поняли? Надо встретить. Григорий Иванович отпустил до обеда. Отвезем Яшку, а оттуда привезем жену и коробки с киноаппаратурой прихватим. Все ясно?
Как не понять человека, если к нему жена приезжает, и он этому радуется. Он и сам, Митька, в село из Донбасса приехал. Председатель затянул его в такую глухомань. И Митька не тоскует по городской жизни. Ему лишь бы колеса под ним крутились, да баранка была в руках. Да что там ни говорите, а в расчет надо брать и то, что в Донбассе шоферов много, а здесь. Митька один, как король.
Газик у него всегда в аккурате. Чистый, нарядный, как и сам Митька. Кто не знает, поглядит и ни за что не скажет, что он шофер. Он и на карточке, которая стоит у Антона на столе, снялся такой. На этой карточке снят колхозный газик. Полон кузов мужиков, в уголке Антонова сестренка в маечке пристроилась, а внизу у кабины Митька и председатель стоят рядом, как самые главные и ответственные за все люди. Антон не знал, когда они фотографировались, не то он непременно бы стал рядом с Митькой и отцом. Но эта карточка вышла без него. Уж как Антон ни старался, чтоб все интересное обязательно только при нем свершалось, нет, не поспевал!
Митька помыл руки, заглянул в зеркальце, торчащее из кабины, подмигнул себе — был, видно, всем доволен.
Яшка попросил мать, чтоб не провожала. Зачем идти ей, на людях слезы расходовать?
Пока ехали по селу, всех собак поставили на ноги. Ребята знали всю слободскую псарню поименно. А Митька поглядел на ребят и сказал, когда они уже за село выехали:
— Я грю, чем село в первую очередь от города отличается? Тем, что городские собаки за машинами не бегают и не лают на них — привыкли.
Яшка сидел задумавшись. Его полные губы были плотно сжаты. На подбородке обозначилась ямочка. Его, по мнению Антона, ничем не удивишь. Он не только на автомобиле, но и на поезде, и на пароходе, и на чем только ни ездил. Он сам в Киргизию ездит.
Антон — другое дело. Он дальше районного центра Петропавловки не был, да и то повезло только потому, что заболел скарлатиной, и мать со слезами оставила его там в больнице ровно на три недели. Петропавловка — тоже село, но школа там двухэтажная. Кроме того, по утрам, в открытое больничное окно там слышны далекие паровозные гудки, которые долетают с попутным ветром со станции.
Проехали кладбище, поросшее барбарисом, проехали школу. Слева показался подгорелый ветряк. Глядеть на него — одна печаль. Антон отвернулся.
С обеих сторон к грейдеру подступают и тянутся к машине клены. Вот большой мост через Самару.
Яшка улыбнулся. Вспомнилось ему, как ходил он здесь по перилам. С одной стороны у него мост, а с другой — далеко внизу — окованные угловым железом ледорезы. Кроме Яшки по этим перилам никто не решался бегать. Антон пробовал. Кружится голова и тянет в пропасть.
За рекой начинается другое село, другой мир. Одно название чего стоит — Александрополь. Такого названия больше нет нигде. Если Митька повернет направо, они поедут по той самой улице, на которой пять лет назад жил с отцом и матерью Антон.
Из-за кустов бузины смотрит на Антона знакомая хата. В эти окна он целыми днями, сидя под замком, глядел на улицу. Старший брат ходил в школу, мать и отец работали. Особенно было страшно зимой. В трубе гнусавил ветер, а во двор забегала огромная собака — вылитый волк.
Вот здесь, на перекрестке, как-то зимой пятилетнего Антона свалил ветер, когда он один шел к отцу в кузню. Снег быстро укутал его, Антон начал согреваться, становилось тепло и совсем не страшно. Потом кто-то подобрал его и отнес к отцу. Антон сидел на бревнышке у горна и следил глазами за искорками, улетавшими к черному потолку.
Весело катилась машина, мелькали мимо веселые люди, белые хаты, и все это навевало забавные детские воспоминания.
Село Александрополь красивое. Его здесь многие дачей почему-то называют. На улицах тополя, клены да акация. Хаты в палисадниках и все сады, сады. Вокруг села посадки, по-над Самарой в лугах зеленые гаи. А в тех гаях — соловьи, такие горластые, что спать не дают, хоть жалуйся на них.
Дорога за селом пролегала через гряду курганов. Машина то взмывала вверх, то неожиданно опускалась. Митька улыбался, посматривал в круглое зеркальце и тормошил свободной рукой вихор. Пытался склонить его то в одну, то в другую сторону. Ничего не добившись, оставил вихор в покое и был, как видно, всему несказанно рад.
Антон и Яшка молчаливо разделяли Митькину радость. Плохо ли, в хорошую погоду катить в кабине автомобиля по гладкой пустынной дороге.
Машина нырнула в тенистую улицу придорожного села, вынырнула на другом конце. А дальше, как прежде, — дорога и дорога.
Все чаще Митька поглядывал на ребят, то подморгнет им, то спросит: «Ну как?».