Тайна золотого орла

В этот момент послышался глухой, но удивительно громкий звук. Деревянная табуретка, направленная рукой Николая Ивановича по большой круговой траектории, всей мощью обрушилась на выпуклый затылок Феди.

Страж порядка застыл на месте, как каменное изваяние. Правая рука картинно замерла на расстегнутой кобуре. Волчьи глаза округлились неимоверно, и милиционер, словно поверженный памятник, не сгибаясь, упал прямо лицом в пол. Из-под сплюснутой, надорванной фуражки, равномерно окрашивая короткие волосы, стала медленно расползаться вязкая кровь, заливая масляным пятном недавно вымытый пол.

Николай Иванович устало осмотрел поле боя. Два поверженных тела недвижно лежали в разных концах комнаты. Одно – грузное, мордой вниз, другое – маленькое, физиономией вверх.

Михайленко нервно провел рукой по волосам и кинулся к комоду. Быстро открыл верхний ящик. Тщательно порылся. Затем отодвинул нижний ящик, скороговоркой приговаривая:

– Где ж я его положил? Где ж я его положил?

Наконец, в третьем ящике нашел маленький черненький предмет, похожий на пейджер. Дима с Андреем понимающе переглянулись. Преподаватель быстро нажал красную кнопку. Раздался тонкий писк. Историк прислушался. Матвей Петрович шевельнулся, открыл глаза и тихо застонал.

Через пару минут за окном показался слегка покачивавшийся катер, точно такой же, как у Чударя. Рослый кудрявоголовый парень, сидящий в катере, тихонько постучал по стеклу.

Николай Иванович бросился открывать окно, но заплывшая краской рама не желала отворяться. Преподаватель отчаянно дергал за оконную ручку, но рама оставалась неподвижной, только стекла дребезжали.

Парень в лодке начал выказывать признаки волнения – упирался ладонями в раму, вертелся, тревожно покачивал головой. После очередного рывка Николая Ивановича рама с треском распахнулась, но стекло треснуло.

– Вот так неудача!!! – в сердцах воскликнул Михайленко, осматривая лопнувшее стекло.

– Что там у тебя? – зычным голосом спросил кудрявоголовый, наклонившись к окну и пытаясь осмотреть комнату.

– Да тут двоих нужно привести в чувство. Память восстановить и слегка почистить, – устало молвил Михайленко, указывая на распластанные тела.

– Ага! Понятно! – бодро ответил кудрявоголовый.

В эту минуту Матвей Петрович, полностью пришедший в себя, мягко повернулся на левый бок и правую руку быстро сунул в боковой карман. В руке холодно блеснул пистолет.

Андрей вскрикнул, увидев черноту оружия, и скорее автоматически, чем осознанно, с разворота, по-футбольному, наотмашь, резко и быстро, снизу вверх нанес штатскому сильный удар ногой в голову. Многострадальная голова Матвея Петровича, словно хорошо накачанный кожаный мяч, легко взлетела над полом на несколько сантиметров и, безусловно, полетела бы и выше, но не пустило не желающее летать тело, через вытянувшуюся и вздувшуюся крупными венами шею.

От удара содрогнулась и кисть, сжимавшая рукоять пистолета. Раздался выстрел. Возле груди штатского блеснул короткий огонь. Пуля попала в стену. Часть штукатурки отлетела в сторону. Из свежей дырки, как в песочных часах, аккуратно посыпалась сухая известка.

Кормчий сокрушенно покачал кудрявой головой:

– Надо бы их хорошенько связать, а то еще очнутся в воздухе и, чего доброго, выпадут да разобьются оземь.

– У меня, к сожалению, нет веревки, – пожал плечами Михайленко.

Кудрявоголовый молча полез вглубь катера, открыл что-то внутри и достал увесистый моток плотно свернутой бечевки. Затем встал, перескочил с опасно качающейся лодки на неподвижный подоконник и, легко спрыгнув в комнату, быстро стал связывать лоснящейся бечевкой руки и ноги стражей порядка. Действовал профессионально, даже виртуозно. Когда гости были туго спеленаты, водитель лодки провел ладонью по влажному лбу и спокойно вымолвил:

– Ну, с Богом!

Аккуратно перетащил в лодку вначале кряжистого Федю, потом толстого Матвея Петровича. Попрощался. Лодка круто рванула с места и быстро растаяла в синеве неба…

Остаток дня прошел скучно. Медленно отходили от потрясения. Михайленко ушел в институт и должен был вернуться только вечером.

– Слушай, Андрюха! – обратился к другу Дима. – Действительно, как тут зыбко по сравнению с 1909 годом. Даже домой позвонить нет возможности.

– Тебе же ясно сказали, тогда была крепкая вера, а сейчас безбожие. Вот и все объяснение…

Вечером пришел с работы Михайленко. Вид у него был уставший и подавленный. За ужином преподаватель уныло проговорил:

– На рассвете выходим. Завтра в центре Октябрьского парка, возле памятника Ленину, будет торжественный митинг, посвященный годовщине победы русского оружия над шведскими захватчиками и врагом украинского народа, предателем Мазепой. Выступит на этом митинге первый секретарь Полтавского обкома компартии.

Ребята переглянулись и с недоумением улыбнулись:

– При чем тут Ленин?

– А он теперь имеет отношение ко всему. Даже к Полтавской битве.

Дима с Андреем только плечами пожали…