Старикашка оказался совсем маленьким и сухоньким. Было удивительно, как такой дохлец мог убивать людей. Его заросшее седым жестким волосом лицо напоминало чем-то мышиную мордочку: такие же круглые, черные глазки без бровей, рот вытянут трубкой, нижняя губа короче верхней.
– Ну и гадина! – удивился Левка. – Даже смотреть противно.
– А вот это – видал? – Димка вытащил из патронов, которыми заряжена была двустволка старика, два жакана. – Один – для меня, другой – для тебя. Шел на нас, как на медведя.
– Ну идемте! – скомандовал лейтенант.
Левка шепнул Димке:
– Ты шагай с ними! А я побегу пошлю голубя Молокоеду.
Он побежал к палатке, написал записку и, привязав ее голубю под грудь, выпустил. Голубь сделал несколько кругов в воздухе и помчался на Острогорск.
Всего этого Белотелов, конечно, не мог знать, иначе он не стал бы так упорно от всего отпираться.
Мы уже напились с капитаном чаю, стенографистка перепечатала протокол. Капитан дал его прочитать Белотелову и снова спросил:
– Значит, отца у вас в Золотой Долине нет?
– Я же сказал…
– Тогда подпишите свои показания.
Белотелое расписался, капитан положил бумагу в папку и говорит мне:
– Ну все, Вася. Спасибо! Из тебя хороший бы следователь вышел.
Вдруг дверь распахнулась, в кабинет без всякого стука, запыхавшись, влетел Мишка Фриденсон и подал мне записку:
– Васька, тебе!
Я развернул ее:
«Экстренно. В. Молокоедову.
Сообщаем, старика заарканили сегодня утром. Приехали на помощь чекисты и Иван Соколов. Боимся, как бы ты не упустил Генриха, то есть Белотелова.
Федор Большое Ухо».
– С голубем прислали?
– Ага… – кивнул Мишка. – Я же тебе говорил!
– Пожалуйста, – протянул я Левкино послание капитану. – Экстренная голубеграмма.
Капитан пробежал глазами бумагу, радостно кивнул мне и передал Белотелову. Тот тоже прочитал и упал на стул. Понял, что теперь не отвертеться!
А часа через три старика доставили в Острогорск.
Вместе с ним приехал и Иван Соколов. Застенчиво улыбаясь, вошел ко мне в палату. Его «арийские» волосы были гладко причесаны, и от них исходил приятный запах не то одеколона, не то леса.
«И чего мы нашли в нем немецкого…» – думал я, пока Соколов выкладывал мне на столик свои лесные подарки: бутылку меда, баночку грибов и какие-то очень вкусные и пахучие яблочки.
– Значит, так и думали до конца, что я немецкий шпион? – спросил он, улыбаясь голубыми, как у Белки, глазами.
Я кивнул. Тогда Соколов рассказал, как мы разбудили его подозрения насчет старика немца:
– Многие говорили мне, что в Золотой Долине есть старичок, который всех видит, а его никак не увидишь. Я в чертовщину не верю. Пошел и начал искать. Не нашел. А жена говорит: «Ну вот, тебе же говорили, что не увидишь!» Потом как-то шел я по ручью и слышу выстрел… Что за оказия?
Я выбрался к котловине и увидел, что вы вдвоем сидите под камнем. Но кто такие, опять же не знаю.
Вдруг с той стороны ручья снова выстрел… Тут уж я увидел дымок. И тоже выстрелил в ту сторону. Потом еще пришлось стрельнуть. И потому, как вы осматривались и поднимались на обрыв, решил, что это в вас кто-то палил и что вы очень боитесь. Я и пошел за вами, чтобы проводить вас, да и разглядеть как следует.
– А-а, – удивился я. – Так это вы стояли около куста и смотрели на нас?
– Конечно… Потом я еще ходил в Золотую Долину… Когда же ты попался мне на дороге и я повез тебя в больницу, то решил завернуть в НКВД. А там уже знали о старичке и попросили меня быть проводником. Вот так мы его и забрали…
Документы, найденные в пещере, и показания старика окончательно раскрыли тайну Золотой Долины. Вся тайна заключалась в старикашке. Этот паучок и был тем самым немцем, управляющим ван Акера, который купил за бесценок еще во время первой мировой войны всю Золотую Долину. Золота в ней в то время уже не было, о меди знали только несколько геологов, но их подкупил этот немец, фамилия которого была Паппенгейм, Карл Паппенгейм. От геологов он постарался избавиться, так как боялся, что они проболтаются о богатстве Золотой Долины. Вначале Паппенгейм орудовал не один: из пьяниц и дезертиров он набрал старательскую артель, и она «старалась» вовсю: спускала в Зверюгу каждого, кто знал или пытался узнать что-нибудь о медной руде. Но потом немец и старателей потихоньку ликвидировал и остался с сыном Генрихом, иначе Пантюхой.
Геолога Окунева и его маленькую партию уничтожил, конечно, Паппенгейм.
Пока шла гражданская война, он все сидел в Золотой Долине и ждал, когда свергнут Советскую власть, чтобы стать капиталистом. Этого он, конечно, не дождался и сбежал в Германию. А когда фашисты вторглись в нашу страну и подошли к Москве, кощей как-то пробрался через фронт и снова появился в Золотой Долине… А сынок тем временем кончил в Ленинграде институт, затесался в геологи, торговал золотишком, какое у отца сохранилось, и мутил воду, то есть отводил всем глаза от Золотой Долины… Но мы втроем – Димка, Левка и я – все-таки раскрыли это дело.
Когда к вечеру капитан снова был у меня, я пристал к нему с расспросами. Меня очень интересовало, успел ли Голенищев вызвать бомбардировщиков и забрали его или нет?