Действительно, как только мы сошли со скалы, таинственное светящееся пятно исчезло, хотя солнечный зайчик все еще носился по окрестности. Скоро со скалы послышался крик сойки. Это Левка сигналил о том, что мы поравнялись с источником света. Мы легли на землю и поползли от опушки к реке. Снова крик сойки, — значит, мы где-то уже у цели. И вдруг сойка крикнула несколько раз подряд, словно Левка хотел сказать нам: «Да вот же он! Хватайте, держите, бейте!» В тот же миг мы увидели тонкую трубку, торчавшую из-под земли; на конце ее был стеклянный колпак, похожий на микрофон. Мы вскочили. Размахнувшись прикладом, я ударил, и осколки битого стекла брызнули со звоном во все стороны. Металлическая трубка, как змея, втянулась в нору, но… У нее уже не было жала.
Левка стоял во весь рост на скале и в восторге крутил в воздухе шапкой. Димка нагнулся к отверстию, где исчезла трубка, и крикнул в дыру:
— Ну как? Видишь теперь? Смотри: я показываю тебе кукиш. На, выкуси!
Под нами что-то грохнуло, Димка отдернул руку и, улыбаясь бледными губами, медленно произнес:
— Вот тебе раз! Он — кусается.
Старик выстрелил в отверстие, но пуля только обожгла и ободрала слегка Димке палец. Хорошо еще, что выстрелил старик не тогда, когда Димка с ним переговаривался!
Мы с облегчением вздохнули: теперь враг был не так уж страшен. Хватит ползать на карачках, можно разогнуться и ходить по Долине во весь рост!
Я велел Димке посидеть у воронки, а сам ринулся к хижине. Там я нашел Левку и… Белку. Она все-таки пришла. А зачем, если я такой противный?
Еще издали было слышно, как Левка, уже, видимо, рассказав о нашем новом приключении, громко и весело кричал:
— Теперь — все! Теперь перестанет шляться по Долине! Теперь о нем не скажут: его не видят, а от него не спрячешься. Ослепили старикашку!
«Наверно, Белка еще не успела передать про несчастье, — решил я. — Иначе он вел бы себя иначе».
— Молокоед, — сказала Белка, когда я открыл дверь, — что с тобой? На тебе лица нет!
— А куда же оно девалось? — невесело улыбнулся я, не зная, как мне вести теперь себя с Белкой.
Зеркала у нас не было, и я посмотрел в котелок с водой: почти черное, худое лицо с воспаленными глазами… Попробуй не поспать трое суток — не только лицо, голову потеряешь!
Белка забеспокоилась, стала всячески ухаживать за мной, рылась в аптечке, отыскивая лекарство.
— Тебе надо срочно лечь, Молокоед, — приговаривала она. — Ложись, а я буду около тебя дежурить.
«Вот подлиза! — думал я. — Теперь юлишь, а вчера что говорила?»
И нарочно, чтобы позлить Нюру и отомстить за вчерашнее, я перешел на индейскую речь:
— Слушай, Рыжая Белка, мы теперь встали на Тропу Войны, где женщинам делать нечего. Вернись в свой вигвам и займись женским делом.
— Подумаешь! — сразу вспыхнула она, сощурив свои реснички. — Тогда мы пойдем с Дубленой Кожей рыбу ловить.
Она взяла удочку, подбежала к Димке и, схватив его за руку, потащила к реке.
Мне тоже, может быть, хотелось ловить с Белкой рыбу, но я взял себя в руки и сказал Левке все на том же индейском языке:
— Слушай меня, Федор Большое Ухо! Ты привел сюда эту женщину, и наше мужество растаяло под огнем ее глаз. Ты видишь этого юношу, который стоит сейчас у реки? Он делает вид, что его интересует крошечная уклейка, которая теребит муху на удочке. Но его сердце уже размякло: это не сердце воина, а кусок слизи. Иди и прогони отсюда Рыжую Белку.
— Она же обидится, Молокоед! — пролепетал Левка.
Но мое сердце ожесточилось:
— Вот и хорошо, что обидится. Постарайся обидеть ее сильнее, Большое Ухо, чтобы васильки ее завяли и тебе больше не хотелось в них смотреть, обидь ее так, чтобы она заплакала и ушла.
Но когда Левка тихо побрел к берегу, я крикнул ему вдогонку:
— Пусть Рыжая Белка придет нас провожать!
Как только мы втроем снова собрались у костра, я рассказал ребятам свой план, Димка и Левка должны все время вертеться недалеко от пещеры, делать вид, что моют песок и ищут золото, а я проберусь в лес и пойду вверх по ручью до котловины; Там я разведаю, что нужно, и завтра же мы уйдем в город, чтобы доложить обо всем Тулякову и навсегда распроститься с проклятой Золотой Долиной.
— Надо быть круглым идиотом, чтобы, не сказавшись никому, убежать из дому.
Левка и Димка очень удивились моим словам, а Димка засмеялся:
— Не ты ли самый круглый?
— Это мы еще посмотрим, кто круглее — ты или я. А пока прошу не вступать в пререкания.
Винтовку я оставил, чтобы ребята могли дать мне сигнал об опасности, а сам взял кирку и пошел в свое последнее путешествие по Золотой Долине.
Теперь я уже не боялся старика: он сидит, как крот, ослепленный в своей пещере, и вряд ли рискнет показаться наружу при дневном свете, когда у нас есть винтовка. А если все-таки выползет, ему не удастся выстрелить мне в спину: мои верные товарищи меня предупредят. Поэтому я не стал карабкаться к тропинке над ущельем, а спустился к самому ручью, где мы побоялись идти в прошлый раз с Димкой.